В наш век радио и газет, когда сказанное или написанное слово размножается миллионными тиражами и без разбору швыряется толпе, его ценность настолько снизилась, что сегодня трудно даже представить то благоговение, с которым люди более духовных времен или более религиозных цивилизаций относились к слову, являвшемуся для них кладезем священной традиции и воплощением духа.
Последние осколки таких цивилизаций еще могут быть найдены в странах Востока. Но только одна страна смогла сохранить живую традицию мантры вплоть до наших дней. Эта "страна – Тибет. Здесь не только слово, но и каждый составляющий его звук, каждая буква алфавита рассматриваются как священные символы. И хотя слово может служить мирским целям, о его происхождении никогда не забывают и не воспринимают с полным безразличием. Поэтому к написанным словам относятся с почтением и никогда беззаботно их не расточают, не бросают там, где они могут быть попраны стопой человека или животного. А если некое слово или писание – религиозного характера, то даже к малейшему фрагменту его относятся с благоговением, как к драгоценному подарку, и этот фрагмент никогда не будет преднамеренно уничтожен, даже если не сможет служить более никаким полезным целям. Он будет помещен в специально построенное святилище, хранилище или в пещеру, где и останется до своего естественного распада.
Постороннему наблюдателю, рассматривающему подобные действия в отрыве от их психологических связей и их духовной подоплеки, все это может показаться примитивным суеверием. Однако тибетцы не столь примитивны, чтобы верить в независимую "жизнь" клочка бумаги или написанных на нем знаков (в отличие от наивных анимистов), но они придают огромное значение состоянию собственного сознания, находящего свое выражение в каждом подобном действии и основанного на признании вечносущей более высокой реальности, которая пробуждается и становится действенной в нас при каждом соприкосновении с ее символами.
Таким образом, символ никогда не вырождался в простой объект мирского обихода, его приберегали не только для "красна дня" или случайной молитвы, но символ всегда был и остается живым настоящим, которому подчиняются все мирские и материальные вещи, все обыденные нужды жизни. Действительно, то, что мы называем "мирским", "материальным", лишается своего покрова мирских и материальных признаков и становится воплощением реальности, лежащей в основе всех явлений, – реальности, которая придает смысл нашей жизни и нашим поступкам и которая вплетает даже самые скромные, казалось бы, малозначащие вещи в великие связи вселенских событий.
"В ничтожном ты ценителя найдешь, вознаградить которого всей глубиной своей не сможешь" (Рильке). Если бы эта духовная направленность в чем-то прервалась, она утратила бы свое фундаментальное единство, а вместе с ним и свою стабильность и силу.
Пророк, поэт и певец, духовно творящий, физически воспринимающий и чувствующий, святой – все они постигли сущностность формы в слове и звуке, в видимом и осязаемом. Они не пренебрегают тем, что кажется малым и незначительным, ибо они способны в малом узреть великое. Благодаря им слово превращается в мантру, а звуки и знаки, ее образующие, становятся проводниками таинственных сил. Благодаря им видимое обретает свойство символов, осязаемое становится творческим инструментом духа, и жизнь превращается в полноводный поток, струящийся из вечности в вечность.
Иногда полезно вспомнить о том, что позиция Востока была также свойственна и Западу, что традиция "внутреннего" или одухотворенного слова, реальности и действенности символа имеет своих приверженцев даже в наше время. Мы можем упомянуть здесь хотя бы о мантрической концепции "слова" Райнера Мария Рильке, который раскрывает истинную сущность мантрической силы:
Где осторожно, медленно из забытого
Воспоминание прошедшее всплывает вновь
Столь совершенное, столь мягкое, безмерное,
Но постижимое в игре неуловимой,
Там мы осознаем начало Слова,
И смысл Его безмолвно нас одолевает –
Ибо рассудок, одиночество принесший,
Сам жаждет вновь вернуть единство наше.
2. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР
СВЯЩЕННОГО СЛОГА ОМ
Значимость слова в древней Индии может быть проиллюстрирована следующим отрывком из "Чхандогья Упанишады":
Сущность всех существ – земля,
Сущность земли – вода,
Сущность воды – растения,
Сущность растений – человек,
Сущность человека – речь,
Сущность речи – Ригведа,
Сущность Ригведы – Самаведа,
Сущность Самаведы – Удгитха (= ОМ).
Эта Удгита – лучшая из всех сущностей, наивысшая.
Достойна высшего места, восьмого.
Другими словами: латентные силы и качества земли и воды сконцентрированы и преобразованы в более развитом организме растений; силы растений преобразованы и сосредоточены в человеке; силы человека сконцентрированы в умственных способностях осознания и выражения посредством звуковых эквивалентов, порождающих, в своих сочетаниях, внутреннюю (концептуальную) и внешнюю (слышимую) формы речи, благодаря которым человек отличает себя от других, более низких форм жизни.
Наиболее ценным выражением этого духовного достижения, обобщением его опыта является священное знание (Веда) в поэтической (Ригведа) и музыкальной (Самаведа) формах. Воздействие поэзии глубже воздействия прозы, ибо поэтический ритм порождает более высокое единство и ослабляет путы нашего разума. Но воздействие музыки глубже воздействия поэзии. Музыка выводит нас за пределы значения слов и вводит в состояние интуитивного восприятия.
В итоге ритм и мелодия обретают свой синтез и свое слияние (что заурядному уму, напротив, может показаться расторжением) в едином глубоком и всеохватывающем звучании священного слога ОМ. Здесь достигается вершина пирамиды, опирающейся на плоскость наибольшей разобщенности и материализации (в "грубых элементах") (санскр. махабхута), и достигающей точки высшего единства, высшей одухотворенности, где содержатся скрытые свойства всех предшествующих уровней, подобно тому, как в семени или зародыше (санскр. биджа) содержатся свойства всего будущего организма. В этом смысле ОМ – квинтэссенция, слог-семя (санскр. биджа-мантра) Вселенной, магическое слово par excellence (таковым было и первоначальное значение слова "брахман"), наиболее общая сила всеохватывающего сознания.
Через отождествление священного слова со Вселенной понятие брахман становится эквивалентом всеохватывающего разума, всеприсутствующей силы сознания, которой наделены люди, боги и животные, но которая, однако, может быть воспринята во всей полноте только святым и Пробудившимся.
ОМ, ранее применяемый в космическом параллелизме ведических жертвенных церемоний, становится одним из наиболее важных символов йоги. После того как он был освобожден от мистицизма и магии жертвенной практики, а также от философских спекуляций раннерелигиозной мысли, ОМ превращается в одно из основных средств в практике медитации и внутреннего объединения (что и является актуальным значением термина "йога"). Таким образом, ОМ превращается из метафизического символа в разновидность психологического инструмента или "посредника" для концентрации.
"Подобно тому, как паук, поднимаясь по своей нити, достигает свободы,
так и йогин восходит к освобождению посредством слога ОМ".
В "Мантраяна Упанишаде" ОМ сравнивается со стрелой, увенчанной наконечником манаса (мысль), которая вкладывается в лук человеческого тела; пронзая мрак неведения, она достигает лучезарного света Высшего Состояния.
Сходный отрывок встречается в "Мундака Упанишаде" [2.2, 3]: