— Черт с вами, укладывайте!..
Разбег у «шаврушки» — сто метров, не больше. Эту остроносую, с заплаткой на правом борту амфибию местные острословы называли «соткой»: сто метров — взлет, сто сил — мотор, сто километров в час — скорость, сто метров — высота…
Поднялся Скорик нормально, хотя и чувствовал — тяга не та. Показалось, что мотор чихнуть захотел, но воздержался. И провожающие увидели, какой нехороший грязноватый следок выхлопа тянется за самолетом.
Кожаные мешки — два сзади, один справа — смирно лежали в кабине. Скорик косился на них и не переставал бранить себя за уступчивость. Путь лежал над Витимом, который в Забайкалье называют Угрюм-рекой. Чернеет негладкая вода. Гуляет, бугрится могучая сила. Тут если и сядешь, то с течением трудно управиться одному, а якорек долго не удержит. Перекат на перекате: разобьет, растащит по камням, и поплывут бумажки-денежки мимо Нелят в Северный Ледовитый океан… Седые гривы пенятся на шиверах. Но мотор жужжал ровно, хоть и недовольным тоном, словно понимал, что здесь шутки плохи.
Все шло нормально вплоть до ущелья, где слева на Витим наваливается Южно-Муйский хребет, а справа поднимается белоголовая гора Шаман — 2374 метра. Место скверное. Щеки называется. Там, на Шаман-горе, попав в неожиданный снегопад, разбился двухмоторный АНТ-4 летчика Анатолия Швидовского. Люди чудом остались живы; машина — вдребезги. Летчика судили, определив ему десять лет строгого режима, а самолет там же и бросили. Правда, произошло это позже — в декабре, а еще позже в районе так называемой Многообещающей косы проектировщики замыслили строить мощную ГЭС.
Каменная щель для этого дела удобная, узкая. Вот тут-то, в Щеках, все и началось.
Невесть откуда налетел ветер. Темные, сизые облака выдвинулись из боковых распадков, преграждая путь. Скорик оглянулся: и повернуть поздно, снег налетел. Боже, среди лета — снег!.. Садиться нельзя — по Витиму валы гремят. Утопит сразу и в порошок изотрет фанерную лодчонку. Видимости никакой, только по-над самой водой, метров на двадцать просвет. Но самолету запас высоты нужен. Воздух крутит по ущелью, как в аэродинамической трубе.
Вспомнилась местная легенда, как злые духи Шаман-горы нападают на одиноких путников. Поверишь, когда такое творится… На воздушных ямах мешки с деньгами подбрасывает. Духи жертвы требуют — миллион. Снег все гуще. Скорик совсем ослеп, защитные очки сбросил, заметался от одного борта ущелья к другому — чуть не рукой скалы ощупывает. Страх его охватил — каждый миг ожидал он удара крылом о скалу, беспорядочного падения, и не столько за жизнь свою боялся, сколько за своих родных, за доброе имя семьи. Друзья все поймут и поверят, и память сохранят. А что Деркач говорил — обязательно сыщется какой-нибудь подлец, который скажет, по себе примеряя: «Удрал, поди, с миллиончиком; сейчас где-нибудь в Харбине по ресторанам гуляет, — у «шаврушки» запас хода на 1300 километров, а до Маньчжурии меньше семисот»… Нет, не откупиться ему от злых духов Шаман-горы ни деньгами, ни даже ценой собственной жизни. Надо выжить, иначе будет то, что хуже смерти.
И такая вдруг обида охватила летчика, что собрал он всю свою волю в кулак и, словно локаторы включились, всей кожей почувствовал горы справа и слева и все крутые изгибы реки. Отшатнувшись от одной скалы, он уже знал, в какой миг появится тень противоположной. И так — от борта к борту ущелья.
Облака оборвались резко, точно сдернули плотную штору с окна. Скорик зажмурился — впереди открылась Муйская котловина, освещенная ярким солнцем. Ветра здесь почти не было. Вся снежная кутерьма осталась позади, в сумраке ущелья. Скорик глянул на мешки — они были на месте, только снегом их густо присыпало.
В Нелятах экспедиционный народ ждал его на причале гидропорта. Веселые, шумливые друзья-изыскатели не понимали, отчего сердит летчик в такой прекрасный день. Он стал говорить, что в ущелье бушует снежная буря; ему не поверили.
— Да посмотрите же: на мешках снег.
— Где?
Скорик оглянулся, а снег уже весь растаял.
Разбить черное зеркало
Радиограмма — переговоры с бортом самолета Скорика о катастрофе, происшедшей на Борончеевском озере.
Люди, стоящие на берегу, оцепенели в ожидании новой катастрофы. Перегруженная летающая лодка МБР-2 никак не могла оторваться от поверхности озера. Но вот самолет прекратил разбег, и его нос вкопался в волну. Машина медленно развернулась и, словно подумав, повернула к месту старта, чтобы предпринять новую попытку. Моторист клипербота, вытянув шею, следил за маневрами гидросамолета, готовый немедленно дать газ и идти на помощь. Рабочие в лодках стояли с шестами в руках, ожидая сигнала.