— Из-за чего вину? — уточнила Яна.
— Отец его бил в детстве. У него это называлось мужским воспитанием. Мать не могла защитить Павла, поэтому компенсировала тем, что приносила горячие обеды в постель. Брат в свою очередь, вымещал злобу на ней, мог швырнуть тарелку каши в стену и сказать, что она невкусная, но мать не сердилась, а пыталась его пожалеть. Он отталкивал и кричал, чтобы она ушла.
— Вас тоже отец бил?
— Меня нет. Кажется, он прикрывал историей о воспитании банальную ревность. Мама уделяла первенцу очень много внимания, а до его рождения вся её забота была направлена только на мужа. Ко мне мама относилась прохладно, и отец не чувствовал конкуренцию.
— Родители живут далеко от этой квартиры? — спросил Антон.
— Нет, пятнадцать минут пешком.
— Получается, от этого места тоже близко?
Антон показал на карте в телефоне частный дом, где нашли труп Павла Васильева.
— Да, примерно также. Это брата нашли там?
Майор утвердительно кивнул.
— Мы должны спросить у вас. Где вы находились вчера с шести до восьми вечера?
— На работе. Вернулась домой в десятом часу.
— То есть коллеги могут подтвердить?
— Ещё два человека задержались вместе со мной. В бухгалтерии работают. Визитку с телефонами компании дать?
— Да, нам нужно уточнить.
Антон и Яна вошли в гостиную, где сидели отец, мать и супруга убитого. Майор спросил и их о наличии алиби. Оно было у всех, кроме Константина Михайловича. Он дома смотрел телевизор. Супруга в это время гуляла во дворе и общалась с соседками. Марина связала девушке свитер на заказ, и та приходила на примерку, а потом пила у неё чай с пирогом.
— Как вы можете подозревать родителей и сестру? — возмущалась Любовь Фёдоровна.
— А меня подозревать нормально? — рассержено спросила Марина.
— Я не то хотела сказать, — смутилась Васильева.
— Да, уж. Я знаю, как вы меня любите! Хоть я и не давала никогда повода во мне сомневаться.
— Конечно, Мариночка, — неожиданно изменилась мать покойного.
Видимо, обсуждать невестку она могла только за глаза, а в других ситуациях предпочитала демонстрировать теплые семейные отношения.
Полицейские вернулись на кухню к Карине.
— А какие отношения у вас были с братом? — спросила Яна.
— Натянутые. Кажется, он считал меня любимицей родителей. Якобы всё плохое доставалось ему, а хорошее мне.Разница лишь в том, на самом деле, что ко мне не применяли физическое насилие, только психологическое. Отец контролировал каждый мой шаг, меня не пускали гулять с подружками. Мама же заставляла меня готовить каждый день, и вместо дискотек я пекла очередную шарлотку с яблоками. Ирония судьбы в том, что я вышла замуж за шеф-повара и меня просто не допускают на кухню, навык абсолютно не пригодился. Хотя, возможно, я подсознательно выбрала именно такого парня, чтобы не погружаться в ненавистную кулинарию. Брат жил с родителями до двадцати лет, я же сбежала от них после девятого класса, поступила в колледж и переехала в общежитие. Паша же продолжал терпеть выходки отца. Конечно, он уже не бил взрослого парня, боялся получить сдачи, но я более чем уверена, что отец не убил бы сына. В двадцать один он женился и съехал от родителей. Мама снова заботилась только о муже, и ревность к сыну сошла на нет.
— Да, способ убийства мало похож на результат ссоры. Тогда бы это был удар по голове подручными средствами: вазой, статуэткой, а не целенаправленные пытки кипятком, — высказал свои мысли вслух майор.
— Отец мог бы убить его в детстве, но не сейчас, когда конфликт исчерпан. У него бы и сил то не хватило. Павел становится очень агрессивным во время ссоры. Мы как-то поругались, так у него глаза налились кровью, ноздри раздулись, он стал похож на быка, которого тореадор дразнит красной тряпкой.
— Он вас ударил?
— Нет! Что вы! Просто со злости разбил кружку об стену.
— Почему вы поругались?
— Это был как раз тот момент, когда он высказал мне, что-я-то жила прекрасно, а он страдал от поведения отца.
— Но, возможно, Константин Михайлович припомнил сыну эти утешительные супчики от матери?
— Отец совсем не умеет готовить, даже недоваренный суп ему не по силам.