— Лазурит! — настойчиво утверждал начальник штаба, высказывая собственную точку зрения по поводу причин, заставляющих советское командование раз за разом бросать в кровавую мясорубку ущелья новые части. — Это единственное место в мире, где добывают подобные минералы!
— Какие там минералы! — не менее настойчиво возражал начальник разведки, грузно навалившись грудью на складной стол, застеленный крупномасштабной картой местности. — Генштабу нужен полигон для обкатки людей и новых образцов боевой техники! Сам ведь знаешь, за одного битого двух небитых дают.
— Ничегошеньки вы, мужики, не понимаете, — подключался к разговору замполит. — Мы должны решительно пресекать происки США и НАТО в любой точке Земного шара! У нас тоже есть «зоны жизненных интересов», и наш противник обязан знать, что для их защиты мы ни перед чем не остановимся!
— А как же люди? — подал голос сержант, после смерти штатного замполита роты временно исполняющий его обязанности. — Что мне ребятам говорить после вчерашнего, когда «вертушки» не появились и через сутки с тех пор, как батальон попал в окружение?
Несмотря на то, что война смела все прежние представления об уставных взаимоотношениях, а офицеры и солдаты давно уже научились выстраивать новые, оптимальные для боевых условий, сержант говорил негромко. Хотя в его голосе слышалось злость. И страшная усталость. Люди очень устают от войны.
Бред
Бред, свидетелями и невольными участниками которого все мы стали всего несколько лет назад, застал меня в одном из регионов бывшего некогда единым и нерушимым Союза. В регионе, где разворачивались наиболее драматические события нашей новейшей истории.
Даже пытаться не буду анализировать происходившее в те кошмарные годы — пусть этим занимаются те, кто все это время просидел в мягких креслах неплохо обставленных кабинетов. Или те, кто считает, что действительно все понимает, а, понимая, может, и должен обо всем сказать. Только не я.
Я ка-те-го-ри-чес-ки отказываюсь что-либо понимать, зная, что понять —значит простить. А я, как и тысячи, десятки тысяч моих братьев, товарищей, друзей, врагов, никому и ничего не собираюсь прощать. Бог простит. Если посчитает нужным.
Ежедневный разбор очередных суток боевых действий поразительно напоминал привычную картину учений. На стене карта ТВД с синими и красными стрелами условного обозначения действий своих войск и войск условного противника. Перед картой — генерал в полевой форме с указкой в твердой руке, докладывающий об итогах проведенной операции, потерях в живой силе и боевой технике. И только то, что генерал не заглядывает в обычные для учений «точняки» — бумажные полушки с подготовленными штабом колонками цифр — свидетельствует о том, что никакое это не учение. Это война. Война не между «синими» и «красными», не советских войск против натовских, а своих со своими.
По другую сторону передовой генерал, бывший однополчанин и близкий друг этого генерала, точно так же стоит у карты с указкой и докладывает об итогах очередного дня напряженных боев. О потерях в живой силе и боевой технике. И тоже без «точняка» в руке. Потому что все без исключения цифры не «высосаны из пальца» штабистами, а навечно запечатлены в его памяти со срывающихся на крик слов командиров подчиненных частей.
И в окопах по обе стороны ставшей в одночасье спорной границы сидят не «бумажные» взводы, роты, батальоны и полки, а все еще живые люди. Которые еще вчера служили в соседних подразделениях и дымили в одной курилке. А сегодня стреляют друг в друга боевыми патронами. Давят танками. Жгут огнем батарей залпового огня. Вкапывают в землю тяжелыми авиабомбами.
Это — не учения. Это война. Развязанная в одном месте, она очень быстро перекидывается в другое. И бывшие соседи, друзья, братья начинают вкапывать друг друга в землю. Замешивая на крови взаимные обиды и претензии. Забывая не только прошлое добро, но даже причины их нынешнего разделения на разорванные линией фронта, враждующие, непримиримые стороны. По обе стороны передовой — солдаты. Я много раз подолгу и внимательно смотрел на этих солдат. На солдат подобных бредовых войн. И очень долго не мог понять, что именно в их поведении вызывало у меня щемящее чувство тоски и безысходности. И только совсем недавно, по прошествии нескольких лет после моей последней командировки в очередную «горячую» точку понял, что. Они не шутили. И не смеялись…
Прощай, оружие!
Я нисколько не сожалею по поводу того, что уволился из армии. И не держу обиду на сановных идиотов в военной форме, которые в свое время превратили Вооруженные силы в «отстойник» для тупых и ленивых, освоивших единственную науку — урвать побольше, сделать поменьше, а главное — суметь угодить.
Было все это в нашей армии не так давно. Не уверен, что не осталось этого и сегодня, хотя со все большим удовольствием узнаю от бывших сослуживцев о ветрах перемен, долетевших и до этого, самого консервативного по определению, института нашего общества. И жду не дождусь, когда служба в Вооруженных силах самой могучей страны в мире вновь станет не только почетной обязанностью, но и самым здоровым инструментом становления мужчины. Патриота. Человека.
Не одно поколение моих предков посвятило жизнь службе Отчизне. Не так давно уволился из армии мой старший сын. Все еще состоит в рядах Вооруженных сил младший. Точно знаю, что будут служить Родине и мои не родившиеся еще внуки. И дети моих внуков. И с успехом бороться с непременным для любого закрытого общественного института маразмом. Отличным знанием дела, примерным его выполнением и шуткой. А как же иначе?!
А вообще-то военная служба в нашем роду, как и в тысячах других российских семей, во все времена была чем-то само собой разумеющимся. Как честь. Как воздух. Как родная земля.