— Вот жизнь твоя! Мне этого не надо.
Тебя ли, сын, в земных полях взыщу?
Нет! Я велел — и ты не знал пощады…
За эту горечь жертвенного чада
Я все тебе прощаю и прощу.
— Я говорю: за взгляд, простой и легкий,
За эти три безжалостных узла,
За этот нож, огонь, дрова, веревки,
За жизнь, что под ножом изнемогла,
— Я, испытав тебя огнем закланья,
Тебе велю: живи. Мой сын, живи.
Не бойся снов и яростных желаний,
Не бойся скуки, горя и любви.
— Будь на земле, живя и умирая,
Земные ведай розы и волчцы,
К тебе из музыкальных высей рая
Слетаться будут частые гонцы.
— И, слушая неслышанные песни,
Что ветерок донес издалека,
Ты вдруг поймешь, что нет игры чудесней,
Чем этих волн улавливать раскат.
— Так знай: ничто поэту не помеха,
Но все ведет к желанным берегам.
Вот Мой завет: не бегать слез и смеха,
Смотреть в глаза любимым и врагам…
— Стоять пред гулкой солью океана,
Звучать в ответ на радость, на прибой,
В веселии, семижды окаянном,
В бесплотный пляс вступать — с самим собой.
— На женскую спасительную прелесть
Идти, как в море парус — на маяк,
Чтоб милые в ладонях груди грелись,
Чтоб женщину ласкать и звать: моя.
— Земли порой оставив побережья,
Отчалить в сны бесцельной красоты…
…Свой малый путь пройти стопой медвежьей,
С медвежьим сердцем, ясным и простым.
— …Не бегать благ и дел юдоли узкой,
Но все приняв, за все благодарить.
Торжествовать, когда играет мускул.
Осуществлять себя. Плодотворить.
ИЗ КНИГИ «ПАРИЖСКИЕ НОЧИ»(Париж, 1932)
Снег
I. «Земля лежит в снегу. Над ней воздели сучья…»
Земля лежит в снегу. Над ней воздели сучья
Деревья нищие. Прозрачный реет дым.
Все — проще и бедней, безрадостно — и лучше
Под небом Блока, близким и пустым.
О чем же — этот дым, и след, ведущий мимо
Меня и жизни стынущей моей?..
О главном, о простом — и о непостижимом,
О том, что все пройдет, и все невозвратимо,
Как дым меж коченеющих ветвей,
II. «Снег радости и снег печали…»
Снег радости и снег печали,
Снег мудрости и чистоты,
(Мы шли в прохладной радости печали…)
О многом знали мы, о многом мы молчали,
Когда из музыкальной пустоты
На наши души грустью падал ты…
III. «В морозном сне, голубовато-снежном…»
В морозном сне, голубовато-снежном,
В старинном танце, медленном и нежном,
Снежинками нездешними пыля,
Мертво кружились небо и земля.
И однако — в пустоте небес —
Кого-то звал тысячерукий лес.
Но сверху падал равнодушный снег,
А по снегу, не поднимая век,
Под белый хруст шел черный человек.
И жуток быль его неспешный шаг…
Как будто: шел он в гиблый белый мрак,
Откуда нет возвратного пути,
И — никому нельзя туда идти.
«Окно на полуночном полустанке…»
Окно на полуночном полустанке,
И тень в прямоугольнике окна,
Улыбка недоступной англичанки,
В полупустом кафе глоток вина,
Танцующая в шатком балагане
Хозяйская измученная дочь,
Смычок — скользящий по старинной ране,
Иль просто — одиночество и ночь…
Свеча в ночи… на даче, за оградой…
Свист, песня, смех — в деревне, за рекой…
Немногого — о, малого мне надо,
Чтобы смутить несытый мой покой.
«На плодородный пласт, на лист писчебумажный…»