Душевный цинизм и тупость Петрова с особой силой проявлялись в его рассказах о тех действиях, которые совершались им в процессе убийства, и о мотивах, которыми он руководствовался. Описывая момент убийства, он со смешком говорил: «Раз и квас». На вопрос о том, не жалел ли он убитых, отвечал: «Жалеть можно до убийства, а чего жалеть после убийства». Говоря о мертвых, также со смешком добавлял: «Жена моя любила сладко кушать, а я горько пить», «лошадь меня кормила, а выпить не давала». В ответ на слезы жены, узнавшей о его преступлениях, Петров спокойно сказал ей: «Ну, что же поделаешь. Лапай теперь привыкать к этому делу». Психиатры признали Петрова импульсивным психопатом с глубокой печатью алкогольной дегенерации, однако способным понимать свои действия и руководить ими.
Судебный процесс по делу Петрова (Комарова) слушался в Московском суде 6 июня 1923 года. В газетах того времени отмечалось «огромное стечение крайне возбужденной публики». На суде Петров хвастливо заявлял: «Я теперь в Москве героем стал». Суд вынес единственно возможный и справедливый приговор: Петров был осужден к высшей мере наказания.
(И. ф. Крылов. Были и легенды криминалистики. — JL, 1987)
УБИЙСТВО МАЛЕНЬКОЙ ВЕРЫ ПЭЙДЖ
В декабре 1931 года, Лондон узнал об одном из тех преступлений, которые заставляют сомневаться в правильности своих взглядов даже ярых сторонников гуманных реформ.
Наверняка никто не возражал суперинтенданту Скотланд-Ярда Г. В. Корнишу, писавшему в своих мемуарах: «Одним из отвратительнейших преступлений, с каким мне пришлось иметь дело, было убийство маленькой Веры Пэйдж, и я очень сожалею, что мы не смогли найти убийцу. Если кто-нибудь и заслужил смертный приговор через повешение, так именно тот мерзкий убийца».
Место преступления — многоликий лондонский район Шефердс Буш и Холленд-парк. Ветхие крестьянские домишки соседствовали здесь с трущобами, и вдоль Ноттинг Дейл патрулировали обычно два полисмена. Заселенные бедняками улицы упирались в элегантные площади и проспекты.
На Эллисон-роуд, в той части района, где проживают более состоятельные люди, рано утром 16 декабря по садовой дорожке дома № 89, ведущей к входу для прислуги, ничего не подозревая, шел разносчик молока и вдруг споткнулся о тело маленькой девочки, распростертое на траве.
Разносчик молока вспомнил сообщения в газетах, где говорилось о розыске Веры Пэйдж, одиннадцатилетней девочки из Ноттиннгхилла, Бленим Креснт, 22. Вера Пэйдж исчезла вечером 14 декабря после посещения тети, которая проживала рядом с семьей Пэйдж. На портретах в газетах был изображен необыкновенно привлекательный ребенок, вид которого не мог оставить никого равнодушным. Хотя лицо девочки, лежащей в саду дома по Эллисон-роуд, было запачкано угольной пылью, разносчику молока показалось, что он узнал Веру Пэйдж. Он вызвал кухарку, и оба отправились на поиски констебля.
Суперинтендант Корниш случайно находился этим утром в полицейском участке Паддингтона. Вместе с инспектором уголовной полиции Мэллетом и полицейским врачом доктором Келвеллом он поехал на Эллисон-ро-уд. Протиснувшись сквозь толпу любопытных, они убедились в том, что найден труп Веры Пэйдж. Его могли положить сюда только рано утром, так как в течение всей ночи шел дождь. Однако волосы и одежда девочки были сухими, а спина — мокрой. На пальто и на лице были угольная пыль и воск свечи.
Доктор Келвелл обнаружил следы удушения, а расстегнув пальто, увидел, что девочка садистски изнасилована. Когда доктор Келвелл разжал кулачок левой руки трупа ребенка, то из него выпала повязка, сильно пахнущая аммиаком. Бернард Спилсбери, произведший вслед за этим вскрытие, пришел к заключению, что ребенок убит 14 декабря, в начале восьмого вечера. По его мнению, тело пролежало некоторое время в теплом помещении, прежде чем было доставлено к дому на Элли-сон-роуд.
С самого начала расследования Корниш занимался повязкой. Он подозревал, что ее мог потерять убийца, у которого был поврежден палец. Пока Мэллет производил обычное в таких случаях расследование, Корниш попросил полицейского лаборанта химика Линча исследовать повязку, и тот определил, что повязка состоит из слоя марли и слоя полотняного бинта. Марля долгое время находилась в контакте с аммиаком и водой. На внутренней стороне повязки имеется кровь, бактерии и белые кровяные тельца. Это свидетельствовало о том, что, когда на рану накладывали повязку, та кровоточила и имела нагноения.