— Что?
— Да я дом вспомнила. У меня батька хороший. Пасечник. И брат, Степан. А жена брату ведьмачая досталась. Он целый год ее терпит, а раз в году напивается до смерти и тогда колотит. Сразу за все. Женился шестнадцати лет, ничего еще не понимал, вот и выбрал… Так вот, когда он ее колотит, она кричит: «Степша! А еще благородным зовешься», — Настя тихо засмеялась. — И почему она так говорит — никто не знает. Степка-то, господи, в тайге вырос, четыре класса едва осилил, какое уж тут благородство. Как у нас говорят: в берлоге жил, пеньку молился и вдруг — благородный. Умрешь с нее…
Стелил в палатке Антон, подсвечивая себе фонариком. Настя одиноко сидела у костра. Остров постепенно затихал, и лишь с Амура доносились заполошные голоса: кто-то еще купался в такую пору, кто-то не напился прошедшим днем и старался продлить его. А на Настю сошел покой необыкновенный, она прикрыла глаза и легонько покачивалась, обхватив колени руками, и легонько кружилась голова от прожитого дня, от звезд и костра, от выпитого под уху вина. Мягко плескались волны о берег, на дебаркадере глухо звякнуло что-то, и опять ночь, опять тишина, опять покой.
— Готово, Настя, — подошел к костру Антон, — можешь устраиваться.
— А ты?
— Я покурю еще.
— И я с тобой посижу.
— Ты устала, Настька, лучше иди отдыхай.
Она почувствовала, что он хочет побыть в одиночестве, легко поняла его желание и согласно ответила:
— Ага, Антон, устала. Пойду.
Она забралась в палатку и увидела, что он постелил отдельно. Стоя на коленях, Настя задумалась, наморщив лоб, потом улыбнулась и стала перестилать…
— Теперь я тебе все расскажу, — сказал ночью Антон.
— Может быть, не надо?
— Нет, Настя, надо.
Она лежала головой на его руке, и он осторожно перебирал ее волосы.
— Знаешь, Настя, я ведь детдомовский. С четырех лет туда попал. Отца и мать не помню. Кто они, чем занимались — не знаю. Может быть, и сейчас живут… Но не в этом дело. После детдома я закончил ФЗО, десятилетку, бегал в аэроклуб. Думал, что если хоть раз поднимусь в небо — больше мне ничего не надо. Но это ерунда, человеку всегда что-нибудь надо. После первого раза мне захотелось побывать там еще раз, потом на более высоких скоростях, потом — на более современных машинах. Так я попал в летное училище, закончил его с отличием и по праву отличника назначение себе выбрал сам — Дальний Восток. Самая северная его оконечность. Глушь, тундра, девять месяцев зима. Из развлечений: кроссворды, шахматы, общие застолья в офицерской столовой по праздникам. Но меня это устраивало, за развлечениями я не гонялся. Была работа, интересная работа, больше мне ничего не надо было. Потом — ЧП. Погиб командир третьего звена, Коля Астафин. Его жена работала буфетчицей в нашей столовой. Осталась вдовой. Мы ее часто навещали, старались помочь пережить горе. Меня она отличала, потому что я дружил с Колей и после его гибели стал командиром третьего звена. Дома у нее всегда чистота, порядок. Уютно. К домашнему уюту меня потягивало. Через год ребята шутили: женись, мол, Антон, будет тебе сразу жена и мать: она на восемь лет старше меня. Ну и женился… Женщина она честная, искренняя, но вот любви… — Антон умолк, и Настя почувствовала, что ему тяжело все это вспоминать. Она прижалась щекой к его плечу, потянулась рукой и осторожно прикрыла ладонью его губы.
— Не надо, Антон. Зачем? Мне все это не надо.
— Правда?
— Конечно, Антон.
Он помолчал, потом грустно вздохнул и сказал:
— Она меня выходила после, аварии. Я был уже почти там, а она меня выходила. Знаешь, была как мать мне…
И Настя поняла многое, о чем он не договорил сейчас, поняла все, и пожалела его, и удивилась тому, что так сложно может быть в жизни.
— Я тебя люблю, Антон.
Он обнял ее и крепко прижал к себе, словно боялся, что и она, и любовь ее могут как-нибудь исчезнуть.
— Настя, ты меня еще не знаешь, я для тебя сделаю все, но…
— Молчи, Антон. Старушки в нашей деревне, между прочим, умеют сердиться.
— Молчу.
— Молчи.
— А если нам искупаться?
— Давай!
И они, облитые белым светом луны, медленно и счастливо вошли в воду…
Вечером следующего дня они уезжали с Зеленого острова. Они были тихи и грустны. Они были счастливы и печальны, потому что впереди был город и разлука, а им хотелось быть вместе, всегда, везде, бесконечно.
Настя шла босиком по самой кромке воды. Босоножки она несла в одной руке, а другой держала за руку Антона. Так они и шли: плечо к плечу.
На дебаркадере было полно народа. Женщина, девочка и пудель сидели на высоком кормовом люке. Женщина виновато говорила: