Санька ничего не сказал, только хмыкнул, лег на живот, свесил голову вниз и крикнул:
— Глафира!
— Ау! — Глаша увидела Саньку и обрадовалась: — А я вас смотрю. Степа где?
Степан не шевельнулся. Только повел лопатками под застиранной рубахой.
— Здесь, — кивнул на его спину Санька. — А тебе чего?
— Гимназист у нас объявился!
— Что?! — Степан рывком встал на крыше сарая. — Где гимназер?
— У булочной стоит, — запрокинула голову Глаша.
— Один?
— С Кузей.
— Дерутся?
— Разговаривают.
— Какие могут быть разговоры? — возмутился Степан. — Бить их надо!
Он разбежался и прыгнул с крыши. Глафира охнула, но Степан чудом удержался на ногах — только пятки загудели! — небрежно провел пятерней по давно не стриженным волосам и бросил через плечо Саньке:
— Пошли, Чижик!
Санька примерился было тоже спрыгнуть, но раздумал и шариком скатился по самодельной приставной лестнице, на ходу засучивая рукава. Глаша покосилась на него и негромко заметила:
— Он вроде ничего. Вежливый такой...
Степан поплевал на ладони и мрачно ответил:
— Я тоже вежливый.
Поддернул штаны и, размахивая руками, зашагал к пустырю.
Санька побежал за ним. Глаша постояла, подумала и двинулась следом...
Женька Горовский стоял на чугунной тумбе и ораторствовал. Стоять было неудобно. Одна нога все время соскальзывала, и Женька хватался за низкую вывеску «Колониальные товары. Петухов и сын».
Ни колониальных товаров, ни самого Петухова с сыном давно не было в Петрограде. На витрине ржавела железная штора, на дверях болтался амбарный замок. Только неизвестно для чего поставленная у входа чугунная тумба напоминала о тех временах, когда папаша Петухов сидел в лавке, а сын не вылезал из распивочных.
Теперь на эту тумбу взгромоздился Женька и, придерживаясь одной рукой за вывеску, а в другой сжимая помятую гимназическую фуражку без герба, митинговал перед длинной очередью, которая выстроилась в булочной напротив лабаза.
В очереди стояли молчаливые женщины, привыкшие с весны семнадцатого к любым митингам и ораторам, но попадались подростки, и к ним-то была обращена Женькина страстная речь.
— Среди свиста пуль и грохота орудий, среди орошаемых кровью полей, среди развалин, среди слез рождается обновленное человечество!..
Женька перевел дух. Двое малышей-погодков, брат и сестра, смотрели ему в рот. Белоголовые, голубоглазые, с веснушками на курносых носах, они держались за подол материной юбки и терпеливо ждали, когда опять заговорит этот то ли большой мальчик, то ли маленький дяденька с блестящей пряжкой на ремне и такими же веселыми пуговицами на рубахе. Рядом с Женькой, у тумбы, стоял угрюмого вида парнишка в больших, не по росту, сапогах и потертом картузе. Он слушал Женьку и поглядывал по сторонам. Ждал кого-то или охранял, не поймешь.
Степан и Санька появились неожиданно. Перемахнули через соседний забор — видно, бежали огородами. Степан придержал рванувшегося вперед Саньку, неторопливо подошел к лабазу, отодвинул плечом парнишку в картузе и, сунув руки в карманы, остановился перед Женькой.
— В терновом венце страданий восстает из праха новая Россия, и мы, юноши, должны быть достойны ее! — заливался Женька. — Единым путем нам идти к высоким идеалам добра, братства и просвещения! Я призываю...
— Передохни. Захлебнешься, — посоветовал Степан и легонько стукнул Женьку ребром ладони под коленками.
Женька покачнулся на тумбе и пропахал бы носом по булыжной мостовой, но Степан подхватил его за ворот, поставил на ноги и сказал:
— Проваливай отсюда.
— Я не понимаю... — растерялся Женька. — Давайте будем лояльны!
— Чего? — переспросил Степан.
— Будем уважать друг друга! — храбрился Женька. — Я делегирован к вам группой учащейся молодежи. Мы протягиваем вам руку!
— Тебе сказано: проваливай, а то ноги протянешь! — Санька вынырнул из-под локтя Степана, размахнулся, но парнишка в картузе перехватил его руку.
— Контру защищаешь?! — вырывался Санька. — Ну, Кузя, получишь!..
— Они за революцию, за молодежь! — оттолкнул его Кузьма и обернулся к Степану: — Ты послушай.
— Слыхали! — сплюнул Степан. — Единым путем, говоришь, гимназер?
— Единым! — подхватил Женька.
— Забыв прежние распри и разногласия. Рука об руку!
— Под ручку, значит... — подытожил Степан. — И куда идти?
— Не понимаю вопроса, — пожал плечами Женька.
— Идти куда нам, спрашиваю! — повысил голос Степан. — Путем этим твоим?
— А-а! — обрадовался Женька. — В светлое завтра России! Мы встретим его во всеоружии. Создадим свои Цеха культуры. Будем коллективно посещать театры, выставки, организуем здоровые игры...