— Так... — застенчиво ответил Санька.
— Квак! — передразнил его Степан и засмеялся.
Солнце разорвало тучи, заблестели лужи, громче зачирикали воробьи, ветер трепал ветки деревьев, небо голубело и наливалось теплой синевой.
Вечером в клубе набилось народу, как на вокзале. Сидели на скамейках, пуфиках, в креслах, притащили откуда-то диван с высокой спинкой, опоздавшие устраивались на подоконниках и просто на полу.
Стол отодвинули к стене, накрыли его куском кумача, вместо графина поставили чайник с водой и жестяную кружку.
Давно здесь не собиралось столько подростков сразу! Одни подыскали себе хоть какую работенку и забегали в клуб изредка, других увозили к деревенским родичам на картошку и молоко, кто-то уезжал с заводом, когда к Питеру подходили немцы, а теперь, встретившись с дружками, они слушали новости, рассказывали сами, над кем-то смеялись, кого-то жалели. Девчата перешептывались, пересмеивались. Парни перекликались с ними, узнавая и не узнавая. Санька развлекался тем, что то закрывал уши ладонями, то открывал их. В ушах было то тихо, то грохотало и перекатывалось.
— Море Балтийское! — кричал Санька и показывал Степану на свои уши.
Степан отмахивался, искал глазами Глашу. Наконец, разглядел ее, сидящую в уголке дивана рядом с Настей, бледную и тихую, забеспокоился и обернулся к Леше Колыванову. Тот стоял у стола рядом с Зайченко и листал какие-то бумажки.
— Колыванов! — крикнул Степан. — Кончай волынку тянуть! Время!..
Его услышали и в разных концах огромной комнаты закричали:
— Время! Время!
Колыванов постучал кружкой по чайнику:
— Тихо, товарищи!..
Подождал, пока смолкнет гул голосов, обдернул под ремнем гимнастерку, откашлялся в кулак и сказал:
— Районную конференцию комсомола объявляю открытой! Степан, погаси цигарку! Кто там ближе, закройте двери... Прошу соблюдать революционную дисциплину и не галдеть с места! Выдвигайте кандидатуры председателя и секретаря.
Послышались крики:
— Колыванова! Алексея!
А кто-то из девчат — кажется, Настя — озорно протянул:
— Нашего дорогого Алексея Васильевича — просим!
Алексей покосился в ее сторону, вытер пот со лба и официальным голосом сказал:
— Меня предлагают в председатели. Голосуем.
И опять все вразнобой закричали:
— Все ясно! Чего там! Не волынь, Леша!..
Алексей опять загремел кружкой по чайнику:
— Тихо! Степан, прекрати курение! Сколько раз говорить? Давайте секретаря.
— Петрову Любу! — послышалось со скамеек. — Галю Никифорову! Светличную Ольгу!..
— Прошу выдвигать людей с образованием, — посоветовал Алексей. — Протокол писать придется!
— Катерину! — истошно закричал Санька, тыча пальцем в сидящую рядом с ним девчушку с двумя косичками, в стареньком коричневом форменном платье. — Она из недорезанных! Год в гимназию ходила!..
Девчушка застучала кулачком по его спине, а Колыванов сказал, глядя в свои бумажки:
— Предлагаю Настю Солдатенкову. Есть опыт.
Все захлопали в ладоши, Настя зарделась, пробралась к столу и села сбоку.
— Слово имеет Иван Емельянович Зайченко! — объявил Колыванов.
Опять все захлопали в ладоши, застучали ногами об пол.
Зайченко махнул рукой и негромко, как человек, который привык, что его слушают, сказал:
— Слова я никакого говорить не собираюсь... Просили меня поставить в известность о решении Петроградского комитета. Решили товарищи обязать всех членов партии и сочувствующих в возрасте до двадцати лет принимать активное участие в работе Союза.
— Ура! — закричал Степан. — Качнем дядю Ваню!..
Зайченко отбивался всерьез, но его быстро скрутила обступившая ребятня и принялась бережно, но сильно подбрасывать в воздух.
— Хватит!.. — сердито кричал Иван Емельянович, взлетая вверх и опять опускаясь на подставленные руки. — Довольно, говорю!
Из карманов его пиджака падали какие-то бумажки, очки в картонном футляре, связка ключей, последним вывалился наган с облупившейся от времени рукояткой. Бумажки, ключи, очки аккуратно подбирали девчата и передавали их Леше. Он складывал все перед собой на стол. Наган тоже подобрали. Алексей взвесил его на руке и сказал:
— А если бы кому-нибудь по башке? — И скомандовал: — Еще разочек — и хватит.
— Раз!.. — хором прокричали ребята, подбросили Зайченко выше дверной притолоки, подхватили и поставили на ноги.
— Продолжайте, Иван Емельянович, — вежливо предложил Алексей.
— Всю душу вытрясли! — пожаловался Зайченко, рассовал по карманам свое имущество и сказал: — Теперь такое дело... Просят питерцев наладить ремонт броневиков. Вы без работы заскучали, а тут на всех хватит. Инструмент и запасные части будут. Договорились?