Город Тимохину понравился. Родился он на Вологодчине, службу в армии проходил неподалеку, милицейскую школу кончал под Ленинградом, там же потом и работал. Редкие отпуска предпочитал проводить в родной деревне, помогая родителям по хозяйству, так что теплом и солнцем избалован не был. А город, куда он теперь получил назначение, был южный, приморский. Не курорт, не Сочи, а крупный промышленный город с известной на всю страну судоверфью. Когда-то чуть ли не половина города считала себя корабелами, профессия эта передавалась из рода в род, от дедов к внукам, но с годами не то чтобы захирела, а растворилась в множестве других, появившихся по мере того, как город строился, разрастался, обзаводился всевозможными НИИ и высшими учебными заведениями. Просыпался Тимохин рано, как, впрочем, и все в этом южном городе. Шел пешком через центр и, миновав крепкие, довоенной постройки, дома с витринами магазинов, садился в трамвай, увозивший его на самую окраину, к морю. На берегу вверх днищами сушились просмоленные баркасы, на каменном молу уже успевшие загореть мальчишки шумно радовались каждому выловленному бычку, низко над водой с криком летали чайки, высматривая добычу.
Море было похоже на арбуз. Белополосое у кромки прибоя, синее чуть подальше и черное на глубине. Пенная полоса прибоя накатывалась к самым ногам Тимохина, облизывала песок и прибрежную гальку, лениво отступала обратно в море, унося с собой мелкие камешки. Как только волна уходила, притаившийся между галькой краб суетливо выбирался из своего убежища и карабкался выше, где галька была покрупней, и, зарываясь в песок, пережидал следующий накат волны, чтобы потом найти еще более надежное пристанище.
Тимохин усмехнулся, поймав себя на мысли, что, следя за притаившимся крабом, невольно подумал о запыленной папке, лежащей в самом дальнем углу шкафа в его служебном кабинете. Сдавая дела, старый его друг и однокашник Василий Данилович Шульгин небрежно отодвинул ее в сторону и сказал: «Полная безнадега! Шесть лет во всесоюзном розыске — и ни слуха ни духа!»
Когда все формальности были закончены, а ряд неотложных мероприятий по не завершенным еще делам обсужден, Василий Данилович вынул из ящика письменного стола электробритву, мельхиоровый подстаканник, сложил в портфель, щелкнул замками, прошелся по кабинету и, постояв у окна, сказал: «Все. Уступаю кресло. — Помолчал и добавил: — На официальные проводы не приглашаю. По службе обязан присутствовать. А вечером прошу ко мне домой. Отметим невеселое это событие. В узком кругу. И вообще... Не забывай. Может, еще пригожусь». И вышел из кабинета.
Потом завертелась текучка дел, а когда немного отпустило, Тимохин разыскал в шкафу ту самую папку и перелистал ее. В розыске был объявлен Алексей Рыскалов, совершивший побег из колонии строгого режима. Тимохина удивили отсутствие воровской клички в ориентировке — первая судимость? — и молодость осужденного. В момент побега Рыскалову едва исполнилось девятнадцать лет. Но почему строгий режим? Особо опасное преступление? В уголовном деле значилось: ограбление и поджог дачи, а с фотографий в анфас и в профиль смотрел на Тимохина остриженный наголо паренек с открытым лицом и растерянными глазами. Тимохин, как и все здравомыслящие юристы, в пресловутую теорию Ломброзо не верил, за годы службы перевидал всякого: встречались ему убийцы и насильники с вполне благообразными лицами, но всегда выдавали их особый прищур глаз, дергающееся веко или особая, воровская ухмылка. Но ни у кого из них, даже у тех, кто совершил преступление впервые, Тимохин не видел такой растерянности в глазах, не растерянности даже, а обиды на чье-то несправедливое решение. Слишком суров приговор? Судебная ошибка? Не разобрались в существе дела? Бывало и такое! Но следствие четко и ясно доказало, что именно он — Алексей Рыскалов — был главной фигурой, непосредственным организатором, подбирал исполнителей, обеспечивал им необходимые алиби, хотя сам ни в ограблении дачи, ни в ее поджоге участия не принимал. Исполнителями были подростки из соседнего интерната, в котором, кстати, с пятилетнего возраста воспитывался и сам Алексей Рыскалов. Мать лишена родительских прав и за все время не объявлялась, отец спился еще раньше и семью бросил. История, к сожалению, обычная! Рыскалов закончил восемь классов, ушел в ПТУ, жил в общежитии, в ночь, когда грабили и жгли дачу, находился у себя в комнате и, как уверяли свидетели, спал.