— Вижу! — ответил У Чжи, твердо решивший на этот раз не сбиваться с пути.
— От этой сосны идут две дороги: одна — на юг, другая — на юго-восток. Пойдешь по южной дороге и свернешь на первую же тропу направо. Все время будешь идти по ней, она выведет тебя прямо к Лоуфанпину.
— Запомнил. Спасибо тебе!
Они пожали друг другу руки и разошлись.
У Чжи уверенно спускался по склону. Солнце уже клонилось к западу. Он забеспокоился. До полной темноты ему никак не пройти больше тридцати ли. Он и не предполагал, что снова заблудится в лесной чаще и потеряет направление. После долгих поисков он отыскал большую полузасохшую сосну, расщепленную молнией, но за этой сосной не было никакой дороги. Неподалеку от сосны У Чжи натолкнулся на каменную кумирню, на стенах которой виднелись лозунги:
«Сорвем наступление белой армии!»[20], «Молодежь, активно вступайте в Красную армию!..»
Лозунги повешены были недавно, так как клей, которым они были приклеены к стене, еще не успел засохнуть. Похоже, что здесь проводилось какое-то собрание.
«Это хорошо, внутри должны быть люди — спрошу у них дорогу», — решил У Чжи и вошел в кумирню. Посреди главного зала стояли статуя Будды с отбитым носом и маленькими глазами, рядом с ней — безобразная фигура дьявола с голыми ногами и длинными клыками, застывшего с вытаращенными глазами в позе лютой ярости и готового броситься на каждого вошедшего. На балках и стенах образовался толстый слой пыли, в углу посреди паутины сидел черный паук величиной с добрый грецкий орех. Затхлый, холодный воздух прохватил У Чжи до мозга костей, и он, человек, не пугавшийся пуль и грома, вздрогнул, и по его телу побежали мурашки. Он прошел в придел, но и там не было ни души. Из плиты были выломаны оба котла, и от очага остались только две кучки потухшей золы. У Чжи выбежал наружу: «Почему эта кумирня построена с северным входом? Ведь двери кумирни должны смотреть на юг! Может быть, здесь, в провинции Сычуань, строят и так и этак?»
Он двинулся наугад сквозь лес, и вскоре деревья скрыли от него кумирню. Лес стал реже, и он неожиданно вышел к заброшенному рисовому полю. И здесь не было ни души. Пройдя поле, он снова попал в лесную чащу и, куда ни поворачивал, не мог из нее выбраться.
Хотя стояла середина пятого месяца по лунному календарю[21], к вечеру в лесу стало холодно. Неумолимо надвигалась темнота, а У Чжи все еще бродил по лесу.
«Где же провести ночь?» — думал он. Чтобы уберечься от диких зверей, следовало забраться на высокое дерево. Вокруг стояли огромные сосны и кипарисы, но ветки на них росли слишком высоко от земли, и по гладкому стволу невозможно было добраться до них. Наконец У Чжи заметил подходящий ясень.
«Он-то и послужит мне для ночлега!» — И, обхватив ствол руками, он стал ловко взбираться на дерево. Лазанью по деревьям он научился еще в первый год своей армейской службы.
Устроившись на толстой ветке, У Чжи снял корзину и повесил ее на соседнюю ветвь. Обхватив ветку ногами, пожалуй, можно было спать или же хотя бы вздремнуть, но не без риска свалиться вниз. Подумав, У Чжи достал веревку, которую всегда носил с собой, и крепко привязал себя к стволу дерева. Теперь-то он не свалится. Устроившись поудобнее, он прижал руки к груди, чтобы было теплее, и закрыл глаза.
«Политрук Чэнь говорил, что это партизанский район. Действительно, местность здесь подходящая. Сколько я сегодня прошел, а не встретил ни души. Даже в хижинах людей нет. А звери есть? Хотя тут, по-видимому, надо остерегаться не столько четвероногих, сколько двуногих зверей! С рассветом я дорогу найду…»
Внезапно налетел сильный ветер. От его порыва зашумели деревья, и У Чжи пробрала холодная дрожь. Сверкнула молния, на секунду осветив темный лес: сильные удары грома, казалось, хотели расколоть деревья и заставляли человека еще больше чувствовать свое одиночество. Полил сильный дождь, и одежда его снова промокла. Он набросил на голову кусок клеенки, в который был завернут сверток с документами, а документы сунул за пазуху. Но и клеенка не спасала от дождя. Начало ломить ноги. Он задвигался и заснуть уже не смог.
К полуночи дождь усилился. Со всех сторон раздавались крики обезьян, и такая в них звучала тоска, что У Чжи улыбнулся про себя: «Я и сам примостился на дереве, словно мартышка! Меня бы сейчас сфотографировать… Обезьянам дождь также, наверное, не нравится, поэтому они и закатили концерт».
От неудобного положения у него затекло тело. Мысли в голове мешались, он с трудом боролся с охватывающей его дремотой:
«Спать ни за что… нельзя… Здесь опасно… Коммунист должен… должен суметь… пройти через все испытания… должен… что должен? Иметь железную волю… быть смелым… и еще… еще…» Тут голова его склонилась на грудь, и он забылся в тревожном сне. Тело его никак не могло сохранить равновесие и клонилось то в одну, то в другую сторону. Сердце гулко колотилось в груди. Он вздрагивал и оторопело открывал глаза.