- Юра, берегись! - вдруг крикнул Александр, загораживая его собой. Сам вскинул автомат в сторону высокой ели (метрах в тридцати пяти), но выстрел раздался раньше его очереди. Саша покачнулся и стал падать на спину, что-то шепча побелевшими губами. Из левого надбровья к виску ползла, пересекая лоб, темно-красная полоса. Юрий подхватил его на руки, а мы из нескольких автоматов ударили по ели. Сбитые ветки и снег посыпались вниз. Вместе с ними мешком свалился фашист-кукушка, видимо, наблюдатель. Рядом в снег упала снайперская винтовка с оптическим прицелом. По выражению лица и взгляду, каким нас встретил сержант, я понял, что Саша убит. Тяжело терять боевых товарищей, вдвойне тяжелее - друга детства.
Много смертей я уже видел, но смерть Саши потрясла. Засыпанный снегом лес был скромно тих. Ничто не нарушало его безмолвия. Только наше дыхание раздавалось в скованной морозом тишине. Все вокруг было по-прежнему- и солнце светило… Только друг, который несколько минут назад шел вместе с нами, разговаривал и вдыхал морозный воздух, теперь лежал ко всему безучастный и пугающе неподвижный.
- Эх, друг, друг! Что же ты так оплошал, - терзался я злой тоской.
Вспомнился бой у деревни Медведки. Нас было человек тридцать. Мы должны были выбить немцев с опушки леса, где они засели, зарывшись в снегу. Чудной какой-то был бой. Мы наступали со стороны леса. Шла ленивая перестрелка. Пули звонко щелкали в мерзлые стволы деревьев. На какое-то время наступила лесная тишина. Только сорвавшаяся с дерева пухлая шапка снега или робкий стук дятла нарушали ее. И снова начиналась перестрелка. Убитых у нас не было, но были раненые. Среди них ивановец Сухоруков - хороший приятель Саши. Они были с одной улицы. Александр и еще двое десантников положили его на плащ-палатку и потащили на тропинку, протоптанную ранее нами. Снегу было по пояс. Барахтаясь в снегу, все втихую ругали Сухорукова за то, что угораздило его сунуться под пули. Сухоруков молча терпел их ругань, пока не очутился на тропинке. Здесь, ухватившись за березку, он, к удивлению, встал на ноги и рассмеялся. Александр и его товарищи от такого кощунства онемели, а потом сами рассмеялись, обрадовались за него, поняв, что рана несмертельная. Интересная была картина: стоят трое во всем белом, обвешанные оружием, и, взявшись за руки, хохочут. И нет им дела до того, что вокруг трещат выстрелы и чиркают по снегу пули. И только после того, как автоматная очередь ударила поверх голов и снег посыпался на них с елей, они уселись на тропинку, разостлали поудобнее плащ-палатку и, усадив на нее Сухорукова, перевязали ему рану. У него была прострелена мякоть бедра.
Ах, если бы и Саша мог повторить такую шутку! Как был бы рад я… Но смерть есть смерть.
Тогда мы решили сделать бросок и поползли вперед. Я полз, буравя снег головой и обливаясь потом. Во время коротких остановок стрелял очередями из автомата.
В нескольких шагах от меня полз он, Саша. Проползет несколько шагов, сделает два-три выстрела и снова ползет. Когда до немцев осталось метров двадцать, Александр встал и с криком: «Бей фашистов!» - прыжками, проваливаясь по пояс в снег, кинулся вперед. Зажав в руке гранату, я бросился за ним. За нами поднялись и остальные десантники. Захлопали взрывы гранат. Захлебнувшись, смолкли немецкие автоматы. Стало тихо, и опять робко застучал дятел.
Фрицы бежали в деревню, где у них были основные силы, оставив на месте два трупа. Мы, не считая раненых, без потерь вернулись в Дубровку. Когда шли, я не сводил восторженных глаз с Саши. Замечая мои взгляды, он смущенно краснел.
…Все мы любили жизнь, хотя она и не баловала нас. Жизнь, труд и Родина были неразделимы в нашем понятии. Никто и никогда не рассчитывал на случай или удачу. Твердо знали одно: только труд и знания, помноженные на опыт, являются тем ключом, которым можно открыть любую дверь, достигнуть желанной цели. Поэтому и считали мы учебу своим главнейшим и первейшим делом. Не прочь, конечно, были при случае и повеселиться, если представлялся повод.
На всю жизнь остался в памяти день рождения Виктора за неделю до войны. Был и Саша. Неловок и застенчив, он частенько попадал на шутку никого не щадившего Ивана. Лена, Сашина избранница, тоже была на именинах и задавала тон веселью.
В разгар пиршества предложила вдруг потанцевать и тоном, исключающим всякую попытку увильнуть, приказала: «Мальчишки, отодвигайте столы и стулья!»