В каком-то оцепенении я ждал развязки. Вот Виктор снова приподнялся и, размахнувшись, хотел бросить вторую гранату, но танк вдруг сделал рывок и наехал на окоп гусеницей. Пламя взорвавшейся гранаты вырвалось из-под нее. Лопнувшая цепь сползла с траков. Танк повернулся к нам боком на оставшейся гусенице и осел на окопе, остановился, белея крестом. Бронебойщики в два счета подожгли его. По броне танка заскользили извивы пламени, громадина вспыхнула, выбросив фонтан черного дыма и огня. Пламя захватило и окоп.
Ликующий крик десантников вывел меня из оцепенения. Не помня себя, выскочил я из окопа и побежал вперед, выкрикивая страшные ругательства.
Смутно помню, как бежал, стреляя по выпрыгивающим из танка фашистам. Вокруг что-то свистело, упругие струи воздуха касались лица, нарастая, раздавались крики десантников, пришедших к нам на помощь с той стороны перехода. Не приняв рукопашного боя, оставшиеся в живых фрицы бежали на последней автомашине, успевшей развернуться.
- Поджечь грузовики и быстро отходить! Не задерживаться! - неестественно громка в наступившей тишине раздалась команда комроты Чернова.
Два чувства владели мной: чувство гордости подвигом друга и чувство боли от ничем невосполнимой утраты. В числе последних я перешел большак. Перед тем оглянулся назад. Танк и машины продолжали гореть. Чадящие столбы дыма поднимались над ними. А где-то высоко-высоко в небе - звонче и звонче пел жаворонок…
След бригады затерялся в лесной чаще, так же, как среди многих других затерялся и безымянный большак, где на клочке земли оставил я частицу своей души, а в памяти - образ верного друга.
Виктору было 19 лет. И все эти недолгие годы, прожитые им, были подготовкой к смертельной схватке с врагом, к этому решающему дню.
Воспитанный партией и комсомолом на примерах беззаветной преданности делу революции молодежи двадцатых годов, Смирнов Виктор Павлович мужественно и достойно встретил и прожил в борьбе последний день своей жизни. Он до конца исполнил свой солдатский долг. Его горячее и отважное сердце сгорело вместе с комсомольским билетом и пеплом смешалось с землей. И может быть, щепотка этой земли лежит сейчас у Кремлевской стены, где горит Вечный огонь - символ славы и доблести советского воина.
В бою у дороги погибли и наш комвзвода Цветков, и сержант Андрюша. Снаряд танкового орудия угодил прямо в их окоп.
По лесу я шел, словно в бреду, не замечая страстного пения птиц, запахов трав, смолистых сосен и елей. Меня не оставляли думы о Вите, о его гибели в то время, когда до Большой земли оставался один шаг! Из четырех друзей только я оставался еще в живых.
Тяжело переживал я и гибель лейтенанта Цветкова (очередное звание ему присвоили перед первомайским праздником).
Рано утром вышли к берегу Угры. Не по годам суровые лица, одежда, прожженная у костров и иссеченная осколками, оружие всевозможных систем все говорило о нелегком боевом пути бригады. Но и трудности, и лишения не стерли с лиц десантников отчаянной решимости любой ценой пробиться к своим.
Усталый и измученный ночным переходом, я прилег на высоком берегу. Подставив лицо под лучи утреннего майского солнца, ожидал очереди на переправу. К берегу стеной подступал лес. Вдали еле слышно закуковала кукушка и смолкла, прерванная пулеметной очередью. Где-то там, за лесом, были враги. Они шли за нами по пятам.
Саперы бригады успели к нашему приходу навести через реку переправу из связанных попарно бревен. По этому ненадежному мосту беспрерывной цепочкой шли десантники. Под их тяжестью мост прогибался огромной змеей, и вода захлестывала ноги. Не вызывала у меня доверия эта переправа. Когда на берегу нас осталось не больше сотни, вдруг раздались крики: «Мост разорвало!..»
Вскочив на ноги, смотрел я на уплывающие бревна.
- Эх вы, не могли покрепче связать, - без сердца, не осознав еще до конца трагичности случившегося, укорил я про себя саперов.
Между тем враги не дремали. В небе повисла «рама», и все ближе и ближе раздавались пулеметные очереди, рвались фашистские снаряды-ревуны.
С нашей группой на этой стороне остался незнакомый мне лейтенант. Он и взял над нами командование. Нелегким делом было для него найти наиболее разумное решение и вывести нас из-под удара. С минуты на минуту мы могли оказаться в мешке: с одной стороны река, с другой - гитлеровцы.
Из леса нас легко было расстрелять из пулеметов, поэтому наводить переправу под обстрелом и вступать с фашистами в бой не имело смысла. Пошли вниз по берегу Угры, рассчитывая переправиться через нее в другом, более подходящем месте. Еще теплилась надежда встретиться со своими.