Атаковать нас фашисты больше не пытались, смирившись, видимо, с потерей дороги. Наша передовая, под завесой молчания, хранила загадочную для немцев тайну. Мы не стреляли попусту, экономя боеприпасы. Без лишнего шума выполняли свою задачу - удерживали деревню и большак, а заодно и фашистов держали на привязи. Не давали им хода.
Среди нашей ивановской четверки потерь пока не было. Старались мы держаться вместе и помогать во всем друг другу. Не припомню, из-за чего - несколько дней мы не виделись, а когда собрались, нам показалось, что прошло не меньше года после нашей последней встречи. Крадет война время. Одного дня, прожитого на фронте, вполне хватило бы на целый месяц мирной жизни, и долог был бы век на войне, если бы жизнь в бою не была такой короткой. Присев на обрубок бревна возле стенки перекосившегося сарая, что стоял неподалеку от траншей, мы несколько минут молча разглядывали друг друга.
Была на исходе первая декада марта. В затишье солнышко пригревало, но вечерами и ночами было холодно. Весна шла поздняя. Несмотря на март, дули злые метели. Во время ночного дежурства некуда было деться от колючего снега и пронизывающего ветра. Плащ-палатка плохо помогала. Свист и вой пурги коварно убаюкивали. Глаза слипались, и голова клонилась на грудь. Сон обволакивал сознание липкой пеленой. Чтобы не заснуть, старались не стоять на месте. Но стоило остановиться на минуту, и сон опять наваливался свинцовой тяжестью.
После дежурства отдыхали в пещерах, выкопанных в стенках снежных траншей. Дежурили по часу, по два. К концу дежурства траншеи заметало почти доверху. Отдежурив, откапывали пещеры и будили напарников, забираясь на их место. По утрам устраивали аврал по расчистке траншей и раскопке заживо погребенных. И так ночь за ночью, день за днем.
Начальство, не считая взводного, не оставляло нас без внимания, навещало. Чаще приходил комиссар Васильев.
- Ну как, хлопцы, - спрашивал, - живем?
- Живем, товарищ комиссар! Вот только хлеба, соли и табачку маловато.
- Что поделаешь, ребята, война! Не к теще на блины приехали. Не нужно только падать духом, придет праздник и на нашу улицу. Все у нас будет. А пока - потуже пояса и побольше инициативы, - с мужской грубоватостью советовал он.
Иногда комиссар начинал рассказывать эпизоды из своей боевой жизни в Испании, где он пробыл больше года. Чуяли мы в его словах правдивость и убежденность, улавливали в его рассказах не только внешний ход событий, но и внутреннюю их закономерность. Меня поражала скромность комиссара. Себя он как-то обходил, выставлял сторонним очевидцем.
А его советом относительно собственной инициативы мы не преминули воспользоваться.
Когда он пришел к нам в следующий раз, мы обратились к нему с просьбой: «Разрешите у фрицев разжиться провизией!»
- Каким это образом вы собираетесь разжиться?
- Обоз фашистский на большаке подкараулим.
Подумав, он сказал:
- Так и быть, переговорю об этом с комбатом.
Навещало нас и бригадное начальство. Запомнилась встреча с полковником Курышевым и комиссаром Щербиной. Вызывают как-то меня в штаб батальона. «Не награду ли уж получать»,- подумал я и припустился к штабной избе. Вывернувшись из-за ее угла, оступился, попав ногой в запорошенную снегом воронку, и растянулся во весь рост.
- Чтобы тебе сдохнуть, собаке! - ругнулся я в адрес фюрера. И еще кое-что добавил… по щедрости русского сердца.
- Кого это вы, товарищ десантник, так ругаете? - раздался надо мной голос.
Глянув снизу вверх, я так и застыл. С добродушной усмешкой смотрели на меня комбриг и комиссар. Я сразу узнал их, хотя и вооружены и одеты они были неотличимо от десантников - в маскхалатах. Обретя наконец способность двигаться, я выпрыгнул из воронки и, стараясь скрыть смущение, замер по стойке «смирно», лихорадочно соображая, что ответить. А получилось в той же ругательной интонации:
- Адольфа косопузого, товарищ комбриг!
Этим прозвищем мы частенько крестили между собой Гитлера. Спохватился, что сказал лишнее, да уже поздно было. Держа руки по швам, стоял, ожидая разноса. Мыслимое ли дело - «выражаться» при начальстве..
- Ну и ну! - сказал комбриг, а комиссар рассмеялся и опять спросил:
- А как ты считаешь, разобьем мы фашистов или уж очень они сильны?
- Разделаем под орех и в Берлине побываем,- храбрился я.
- А все так думают? - улыбнулся комиссар.
«Разноса не будет», - обрадовался я и браво отрубил: - Все до одного, товарищ комиссар!
- Это хорошо, - сказали командиры и, посмотрев на меня, доброжелательно добавили: - Боевого счастья тебе, товарищ десантник!