— Это ты кинула?
Воробей метнулся на крышу избы, попрыгивал там от нетерпения, ругаясь на своем языке. Девчушка подняла к Зинаиде Андреевне остренькое лицо, пошевелила треугольным ртом, словно припоминая, ответила:
— И вовсе не я. Это он сам принес.
Зинаида Андреевна сразу поверила, протянула руку меж тесинами забора, погладила девчушкины кудельные волосы. И не хотелось отнимать ладони, и нечто такое, никогда еще доселе неведомое, подкатилось к сердцу.
— Как тебя зовут?
— Я Валентинка, — вскинула брови девчушка, будто удивилась, что эта тетенька ее не знает…
Было потом беспокойство всю ночь, словно потеряла что-то, и целый день все падало из рук. Ведь сама себя и других обманывала, что на ферме с зари до темна — главное и ничего больше в жизни не надо. Зинаида Андреевна смотрела на ладонь, которой погладила голову девчушки, слушала голос, повторяющий: «Я Валентинка, я Валентинка…» Нет, если не будет въяве этого голоса, не будет рядышком этих во всю ширь распахивающихся глаз — навсегда опостылеет работа, навсегда холодной, нежилою станет изба.
Вечером Зинаида Андреевна достала из шифоньера платье, сшитое еще в прошлом годе да так и ненадеванное, собрала в кренделек скудеющие волосы, замкнула нижнюю губу верхней и решительно зашагала к детскому дому.
— Не знаю, какая у нее фамилия, — после доверительного разговора посетовала заведующая. — Мать в эшелоне скончалась, документов при ней почему-то не обнаружено. Только вот это. — Она достала из шкафа картонную папку, развязала тесемки и вынула фотографию.
Зинаида Андреевна взяла любительский снимок, пожелтевший с одного краю. На снимке был солдат в лихо сдвинутой набок пилотке, в гимнастерке, еще без погон. На груди с трудом можно было различить какую-то медаль. Наискосок выпячивались буквы. Зинаида Андреевна перевернула снимок, прочитала: «Маша, покажи Валентинке, когда подрастет. Семен».
— Я полагаю, фотография вам не понадобится, поскольку вы удочеряете Валентину, — сказала заведующая. — Ведь это обычная история.
Сперва Зинаида Андреевна тоже так посчитала. Но внезапно предстало перед нею поле в бабках пшеницы. Бабки чадили, а которые бесшумно и бездымно изгорали изнутри волнистым огнем. На взлобке чернел обугленный танк с крестами, и совсем близко, шагах в трех от него, плашмя лежал наш солдат, выкинув в застывшем броске правую руку. И почудилось теперь Зинаиде Андреевне, что у солдата было такое вот лицо, как у этого Семена. Ведь выспросит когда-нибудь Валентинка, а какой был у нее отец, и повернется ли у Зинаиды Андреевны язык сказать, мол, погиб твой отец неведомо где и даже никакой фотографии не осталось. И та страдалица Маша, что померла в вагоне. За что же ее теперь лишать всего, как же возможно отнять у нее, у мертвой, Семена, дочку отнять, как же так возможно, чтобы ничего, ничего от нее на земле не осталось!
Зинаида Андреевна еще крепче стиснула губы, спрятала фотографию в сумку. В избе она повесила снимок в рамочке над Валентинкиной кроватью. Куда-то перевели детский дом, никто бы, кажется, ничего не вспомнил, но когда Валентинка пыталась назвать Зинаиду Андреевну мамой, «Не мать я тебе», — говорила Зинаида Андреевна, а потом рассказывала правду о ее родителях, и был в том рассказе солдат на пшеничном поле. Часто смотрела Валентинка на фотографию. И окажись этот человек в тысячной толпе — сразу бы признала. Зинаиде Андреевне не надо было страшиться, что кто-нибудь проболтается Валентинке по злобе или по дурости, и чиста была ее совесть перед Машею и Семеном. Она не веровала в загробную жизнь, но окажись там, встреться с ними, сказала бы: «Вырастила Валентинку, как могла».
И чего беспокоиться бы Зинаиде Андреевне? Да сердце так и кипит, будто перед большой бедой.
Третьего дня прикатил в легковушке корреспондент из областной газеты, который не раз уже на ферму наведывался. Ковбойка распахнута на груди, волосы в ранней золе. Остро и цепко глянул на Зинаиду Андреевну, хлопнул по фотоаппарату, болтавшемуся на длинном ремне. Следом из кабины выбрался главный зоотехник.
— Мы опять к Валентине Семеновне, — навеличал Валентинку.
— Это по какому такому случаю? — деревянно сказала Зинаида Андреевна.