— Куда? — разлепил губы Чибисов, когда сосну миновали.
— В Лисунята. Заедем в столовку, в магазин. Надо курева ребятам привезти, хлеба, а может быть, удастся достать чего-нибудь и посущественнее…
Езда всегда действовала на Виталия Денисыча благотворно. Он начисто забыл крылатые слова Гоголя, которые в школе заучивали наизусть, он в самом деле любил быстрое движение, когда ветер посвистывает, когда все мелькает за окном, будто сорванное с места, и под сердце подкатывается совершенно детский восторг. Может быть, поэтому и размеренное житье, которое навязывали Капитолина с тещей, так Виталию Денисычу претило. Может быть, потому он и предан был сельскому хозяйству, что никакого конвейера, никаких единожды установленных канонов в этом производстве не существовало. Даже смена времен года и то раз на раз не приходилась, то и знай возникали неожиданности, внезапно вступала в права острейшая необходимость. Выверенная работа и импровизация, техника и грубая физическая сила — ничем нельзя было пренебрегать… И эта поездка с Чибисовым была действием, и настроение Корсакова, будто вот эта стрелка на шкале скорости, поднялось до девяноста.
Он понимал: Чибисов считает его соперником и потому глядит зверем лютым. Виталию Денисычу даже льстило, что такой молодой, такой видный парень допускает, будто Татьяне может показаться интереснее он, Корсаков. Но сейчас, на работе, все это выпячивать и выяснять неслед.
— Ты, Михаил, не хорохорься, — миролюбиво проговорил Корсаков. — Ведь Лучников верно сказал: надо. И работать нам с тобой не один день…
— Это мы еще посмотрим, — с угрозою ответил Мишка, вытащил из кармана пачку «Беломора», скомкал, кинул под ноги и опять замолк.
Тем временем подъехали к столовой; на сей раз она была открыта. По крыльцу, сыто ковыряя в зубах, спускались какие-то люди в телогрейках, кое-кто под хмельком.
Виталий Денисыч махом перешагнул ступеньки, толкнул забухшую дверь и остановился во вместительной прихожей. Жестяной рукомойник с брусочком мыла и затертым полотенцем, зеркало, видимо, взятое из городской комнаты смеха, барьер раздевалки — все он оглядел мигом, повесил полушубок и шапку на вешалку и двинулся дальше. Запахи жареного защекотали ноздри, он почувствовал, что зверски голоден: можно бы сейчас перекусить, но ведь и у людей в поле тоже животы поджало, и пользоваться своим положением никакого права он не имел.
За пластмассовыми на металлических ножках столиками обедал всякий проезжий люд. В углу, за кассовым аппаратом, сидела сдобная женщина; по прилавку перед нею горой лежали аппетитные пирожки, на выбор были сигареты и папиросы.
Виталий Денисыч посмотрел на часы: шутка сказать, а на дорогу в один конец они с Чибисовым ухлопали около часу. Нет, никак нельзя привозить ребят в столовую. Придется обойтись хотя бы вот этими пирожками.
— Послушайте, дядечка, послушайте! — взывал из окна раздачи женский голос.
— Кажись, вас Вера кличет, — подсказала Виталию Денисычу кассирша.
Он узнал деваху, которую посадил в кабину по дороге в Лисунята. В белом халате и в белом колпаке она была еще румянее, еще пригляднее, и опять подумалось: дает же мать-природа столько красоты. «Дядечка, дядечка», — повторил он про себя и подошел поздороваться.
— Где этот шофер-то ваш? — Вера выставилась из окошка, Виталий Денисыч отвел глаза от ворота ее халата. — Пятерку с меня содрал. Подавись он этой пятеркой, да сказал, будто вы велели.
«Этот Чибисов демон какой-то!» — Виталий Денисыч побагровел от стыда. — С этим я разберусь. Обязательно… Если можно, то… — Он полез в карман.
Вера испуганно ойкнула, смутилась до слез:
— Да вы что? Да я сразу не поверила… И ваших мне не надо вовсе…
— Ну хорошо, только не подумайте, что весь народ у нас такой!.. Помогите-ка мне, пока суд да дело, пирогов набрать. Самому-то не во что. — Он пояснил, почему оказался в Лисунятах.
— Сейчас сообразим, — охотно откликнулась Вера и исчезла из своей рамы…
Виталий Денисыч снова поглядел на часы, присел на свободный стул, ожидая Веру, но вместо нее появилась пожилая сухопарая женщина и строго спросила:
— Ваша фамилия? И сколько вас человек? Так вот, уважаемый товарищ Корсаков, в нашей столовой в наличии два термоса ведерной емкости, алюминиевые миски. Завтра мы все вам приготовим. Условия: вы оставите в залог какой-нибудь документ.
Это была невероятная удача. Виталий Денисыч не мог подыскать подходящих слов и только повторял:
— Вот спасибо-то, вот спасибо!..
Это слово, видно, здесь еще не обесценилось…
Через несколько минут он выходил из столовой, держа под мышкою большущий сверток из твердой, точно кожа, бумаги, в который упаковали полсотни мясных пирогов. Карманы были набиты сигаретами и папиросами. Чибисов открыл кабину, Виталий Денисыч пристроил пакет себе на колени, протянул Мишке пачку «Беломора».
— Куда? — опять спросил Мишка, жадно затянувшись.
— К магазину. Но сперва ты вернешь девушке, которая на раздаче, пятерку, расскажешь, кому она была нужна, и извинишься, — с расстановкою проговорил Виталий Денисыч.
Чибисов скорготнул зубами, выскочил из кабины, точно ошпаренный.
Мороз завинчивался туго. Колхозники то и дело подбегали к огню, скинув рукавицы, протягивали руки, поворачивались боком, спиною, поругивались от удовольствия. Костер пылал ровно, распространяя вокруг себя блаженное тепло. Это по подсказке Лучникова выкопали до земли котловину, настелили соломки. Известие о том, что с завтрашнего дня будут горячие обеды, восприняли с оживлением.
— Курорт первый сорт, — гомонил Печенкин, в выпуклых глазах его играли огонечки. — Как сказал бы наш мастер: не пожрешь — не проживешь.
Он насадил несколько пирогов и кружочков колбасы на протертый железный прут, который нашел в фургоне «Техмопощи», убеждал, что такого шашлыка никто на свете не пробовал.
«Почему же он все-таки с завода в колхоз перебежал? — в который раз удивлялся про себя Корсаков, перекидывая на ладонях горячий пирожок. — Ведь чаще всего бывает наоборот». У родной тетки Печенкина на треугольном постном лице застыло изумление, которое появилось в день приезда племянничка, да так и не исчезало. Однако Виталий Денисыч считал, что самого Печенкина расспрашивать не стоит: мало ли как в жизни бывает.
— Молодца, Виталий Денисыч, молодца, — похваливал Корсакова Лучников, когда все плотно перекусили.
— Я обязан это делать, — сказал Виталий Денисыч, хотя похвала была ему приятна, и направился к прессовалке.
Прессовалка была старенькой, поршень в прессовальной камере, кривошип-шатун и другие нехитрые механизмы ее постанывали, покряхтывали на съеденных болтах, ремень от тракторного привода все время с шипением срывался, да выбирать не приходилось. Самого Лепескина на месте не оказалось — и Корсаков был рад этому — машину дал какой-то угрюмый мешковатый человек, не сказавший ни слова. Опять встретиться с Лепескиным было мерзко, даже то, что бульдозер от Лепескина и прессовалку где-то раздобыл Лепескин, — тоже было противно. Лепескину он дал взятку и от Лепескина же зависел, да и самому себе казался отвратительным.
И все же работа захватывала. Подволоченные с одного из дальних стогов охапки соломы подавали в камеру прессовалки набивателем, (принимали готовые тючки, складывали под крышу друг на дружку. Виталий Денисыч, еще перед тем как поехать на селекционную станцию за прессовалкой, разумно приказал начинать с дальнего стога: если снова снегопад, все равно ближние-то окажутся доступными.
Он расстегнул полушубок, сбил шапку на затылок, подхватывал, подхватывал тючки, и, пожалуй, у него было такое же настроение, что и тогда, когда выхватил клок соломы из заснеженного стога.
Арканя старался с восторгом, каждую оброненную соломинку подбирал, то и дело поглядывал на Корсакова, ища одобрения. Леша Манеев, стирая с усов иней, шмыгая носом, кидал солому, покрикивал что-то напарникам…
Впервые Корсаков ощущал единение со всеми этими прежде полузнакомыми и даже вовсе незнакомыми ему людьми, несколько часов авральной работы сблизили его с ними короче, нежели все прошедшие в «Красном знамени» месяцы. И это было для него очень важно.
Ахнуло, крякнуло, прессовалка остановилась.
— Болт срезало, — с ходу определил Печенкин. — В коробке. Сейчас мы его, мигом.
Леша побежал к фургону, запахиваясь на ходу: мороз тут же вцепился. Остальные заторопились к огню. Дрова — кубометра полтора — Корсакову удалось купить в деревне за сходную цену. Командировочных денег на такие расходы, конечно, не полагалось, Виталий Денисыч, не раздумывая, раскрыл свой довольно-таки тощий кошелек. А что бы они без дров-то делали!