― Впервые вижу, как кто-то отказывается от такого подарка.
― Тебе палец в рот не клади ― я волнуюсь, всё-таки сейчас речь не о пальце.
― Я собираюсь возместить ущерб, причинённый вазой.
― Обойдусь как-нибудь, спасибо. ― Чонин попытался сбежать, но Хань поймал его за ногу и вернул обратно.
― Нет уж. Будешь дёргаться, случайно цапну.
― Ты меня успокоил, ― с сарказмом фыркнул Чонин и опять попытался сбежать.
― Слушай, я не понял. ― Хань зафиксировал ногу, прижав её к матрасу. Ещё и сел сверху для надёжности. ― У тебя травма детская, что ли, на этой почве? Ни разу не видел, чтобы так отбивались от простого минета.
― Нет у меня никакой травмы. ― Чонин отвернулся, но это не могло скрыть лёгкий румянец на скулах.
― Тогда в чём дело? ― Хань медленно провёл ладонью по бедру, обхватил пальцами полувозбуждённую плоть и чуть сжал. Чонин прикрыл глаза на минуту, потом прямо посмотрел Ханю в лицо и хрипло произнёс:
― Ладно. Делай, что хочешь.
Хань наклонился и тронул лёгким поцелуем кожу в самом низу живота, потом вскинул голову и тихо уточнил:
― Так в чём дело? Как ты верно отметил, я бы предпочёл услышать правду.
― Нечего там слышать.
― Чонин. ― Хань провоцирующе потёрся губами о головку и медленно облизал её.
― Потом… скажу… После… ― сбивчиво пробормотал Чонин, запрокинув голову.
Ладно. Хань взялся за дело всерьёз. Ему нравилось время от времени приподниматься и смотреть на Чонина, на его реакции, ловить едва слышные низкие стоны и тихие вздохи, видеть отражение страсти на его лице, закушенную губу. И нравилось чувствовать его пальцы в своих волосах. Обычно Хань терпеть не мог, когда во время подобного занятия трогали голову, но Чонин даже не пытался схватить за волосы и задать собственный ритм, он всего лишь прикасался к Ханю и медленно перебирал пряди, словно нуждался в тактильном контакте ― и только. Его прикосновения были мягкими, приятными и необременительными.
Расслабившись, Хань постарался взять в рот так много, как получится. Дразнил языком и сжимал губами, помогал себе пальцами, время от времени прижимал ладонь к напряжённому животу, рисовал на гладкой коже причудливые узоры. Начинал он с нежной игры, но постепенно его действия становились более жёсткими. Чонин отдёрнул руки от его головы и вцепился в простыни. Прерывистое дыхание, капли пота на смуглой коже, сведённые к переносице брови, вновь закушенная губа… Если бы Чонин только знал, какой он сейчас красивый. Как живое пламя. Каждый миг в нём что-то неуловимо быстро менялось ― в ответ на действия Ханя.
Он прижал ладони к узким бёдрам, удержал с трудом и проглотил доказательство удовольствия, собрал всё до капли с влажной от поцелуев кожи. Коснулся губами твёрдых мышц на животе, обвёл языком ямочку в центре, добрался до груди, оставил и там следы своих губ, потом удобно устроился, уронив голову на сильное плечо. Чонин всё ещё неровно дышал и лежал с закрытыми глазами.
― Думаю, тебе понравилось, ― прошептал ему на ухо Хань.
Чонин слабо качнул головой.
― Нет? ― возмутился Хань.
― Ты не понял. ― Чонин сделал глубокий вдох и провёл пальцами по растрёпанным волосам Ханя, притянул к себе и властно поцеловал, исследуя языком и губы, и рот внутри, задевая нёбо и обжигая новой волной желания. ― Мне понравилось, но ты всё равно лучше.
― В смысле? ― ошарашенно спросил Хань, пытаясь прийти в себя после поцелуя.
― Ты сам. Когда я вижу тебя, вижу, что делаю с тобой, когда я внутри тебя, но всё равно могу видеть тебя, трогать, делать… тебе хорошо. Не знаю, как ещё объяснить, прости. Сейчас мне тоже понравилось, но это… не то. Как-то… эгоистично, что ли.
― Эй, мне хотелось это сделать. И мне было так же хорошо, как тебе.
― Прости, но я так не думаю. Ну или считай, что это просто не моё. Я не могу так ― ничего не делать и просто ловить кайф. Я…
― Ты любишь действовать и двигаться, ― решительно подытожил Хань. ― И можешь ничего не говорить по поводу своего сопротивления, я уже догадался, в чём тут дело.
― Правда? ― Чонин очаровательно смутился и отвёл глаза.
― Правда. Я же умный. Потешу своё самолюбие тем, что мои губы первыми сорвали твои лепестки, мой невинный цветок… Эй!
― Что ты там вякнул? ― с угрозой прорычал Чонин.
― Ничего! Тебе показалось! Слезь с меня! Молчу я, молчу, ну честно! Чонин!!!
***
Утром Хань привычно врезался в Чонина, когда вползал в ванную. Пока чистил зубы, неотрывно пялился на обнажённую спину, где под смуглой кожей перекатывались гибкие мышцы ― Чонин умывался. Потом они махнулись местами, и умывался уже Хань. Ещё чуть позже они целовались перед зеркалом. Хань провёл губами по подбородку Чонина и недовольно отметил, глянув на отражение:
― Совсем мальчишка, а выглядишь старше меня. Нечестно.
― Ничем не могу помочь, Сяо Лу, ― пробормотал Чонин, ещё раз поцеловал и умчался на работу, на ходу натягивая куртку и доедая шоколадку.
Хань вздохнул и принялся убирать следы их ночного буйства. Сегодня он планировал поработать дома, поэтому бардак в квартире его раздражал. На уборку ушло два часа, после чего Хань выпил чашку кофе и устроился за столом с ноутбуком. Постепенно рабочий материал вытеснил из головы все иные мысли ― Хань увлёкся, с ним подобное часто случалось, и проработал до восьми вечера, даже не заметив, что за окном стемнело.
Он вздрогнул, когда рядом на столе ожил телефон. Машинально глянул на дисплей.
― Чонин?
― Привет. Если собрался ужинать, то вперёд, не жди меня.
― То есть? ― Ужинать Хань пока не собирался, но он уже привык есть в компании Чонина.
― Сегодня я не приду. Операция. Скорее всего, приду либо завтра днём, либо вечером. Как получится. Поэтому не жди, ужинай без меня. Как работа?
― Э… Нормально, почти закончил. Ладно. Значит, придёшь только завтра?
― Да. Пока.
― Пока… ― озадаченно пробормотал Хань, но из трубки уже доносились короткие гудки.
Отложив телефон, он сидел неподвижно и смотрел в одну точку. И напряжённо думал. Или пытался разобраться? Вдруг сообразил, что понятия не имеет, над каким делом Чонин работал в последнее время. Если операция, значит, полиция, скорее всего, собирается кого-то прихватить на горячем. Возможны погони и перестрелки, и куча всего прочего, опасного. Наверное.
Хань выдохнул, придвинул чашку кофе, но глоток сделать не успел, потому что внезапно представил себе в деталях, что такое перестрелка. Снова выдохнул, вспомнив о бронежилетах. Полицейским ведь полагались бронежилеты? Полагались. Правда, после попадания пули в корпус, бронежилет не спасал от травм. Синяки, ушибы, иногда переломы…
Стоп! Не надо об этом думать!
Хань схватил телефон и почти позвонил Чонину, но в последний миг всё же остановился и отбросил телефон подальше ― на диван. Закрыв лицо ладонями, перевёл дух и приказал себе успокоиться. Вот ещё, волноваться о полицейском, который просто живёт у него… Да, просто живёт. И плевать, что за жильё расплачивается в постели. Но он…
Просто он настолько сексуален и опасен, что налёт цивилизованности на нём подобен тонкой плёночке. Потяни чуть ― и вся истина тут же вылезет наружу. Можно даже не тянуть, а подождать, когда плёночка лопнет и слезет без постороннего вмешательства. Чонин сам, задумавшись о чём-то, немыслимо эротично облизнёт губы или тронет их кончиком пальца, или же посмотрит из-под полуопущенных век так, что разум и воля мгновенно испарятся бесследно. Каждый жест, каждое движение, каждый взгляд Чонина обладали завершённой и изысканной формой, наполненной чувственностью и эротичностью. Возможно, Хань не осознал бы это так чётко, если бы не обстоятельства их знакомства. Возможно, его бы тоже обманула тонкая плёнка, которую Чонин носил в обычное время, подчиняясь принятым в обществе негласным правилам. Но так уж вышло, что в темноте надобности в плёнке не существовало, поэтому Хань сразу же столкнулся с Чонином настоящим. И теперь его порой забавлял контраст между Чонином настоящим и тем, кого могли видеть прочие. Но так лучше, определённо лучше. Хань не желал представлять, что было бы, если б на Чонина все вокруг смотрели его глазами. Они и так смотрели, но не видели. Или не понимали, что именно видят. Им не хватало пары подсказок. Но даже без подсказок они испытывали желание ― Хань понимал это, но не принимал. Делиться он не собирался.