― Твои умозаключения поражают меня в самое сердце.
― Ничего с тобой не станется. Если бы ты с ним не спал, ну или с кем-то ещё, выглядел бы дёрганым и нервным. А так ты кажешься вполне довольным, значит, кто-то постарался на славу. Так что это за уникальный парень?
― Ну… ― Теперь и Хань принялся палочками ковыряться в лапше в поисках чего-нибудь особенного. ― Понимаешь… Он кореец. И работает в полиции.
Ханю в следующий миг пришлось вскочить и поколотить кулаками по спине Криса ― бедняга подавился лапшой, основательно так.
― В полиции? Кореец?
― Погоди, не ешь и не пей, ― предупредил Хань на всякий случай. ― Кореец. Из Сеула. Самый настоящий. Детектив. И он на четыре года младше меня.
― Господи…
― Он меня арестовал, ну и…
Крис умудрился подавиться вдохом. Хань с убитым видом подсунул ему стаканчики ― с салфетками и водой ― и помрачнел.
― Ради всего святого… Только ты мог подцепить иностранного полицейского, который тебя арестовал. Как ты вообще не убился за столько-то лет? Ты можешь знакомиться с людьми нормально? Ну вот как все? Знакомство по переписке, не знаю… В одной школе там учились или ещё что. Откуда полицейский? Причём корейский полицейский в Китае? И за что он тебя арестовал?
― Понимаешь… ― Хань споткнулся о самый сложный момент в своей бурной биографии. ― Перед арестом он меня… хм… то есть, мы с ним… это… как бы… то есть, не как бы, а вполне так… э…
― Что? ― Проницательность Криса испарилась именно тогда, когда Хань испытывал в ней острую необходимость.
― Чёрт. Ладно. Меня понесло на закрытую вечеринку. По работе. Сам понимаешь, уйти я не мог. Ну и там было темно, и мне захотелось чего-то… ― Хань выразительно пошевелил пальцами в попытке подобрать нужные слова.
― Особого, ― ядовито подсказал Крис.
― Типа того. И в темноте все кошки серы… Ну… А потом меня арестовали.
― За совращение серых кошек? То есть, малолетних иностранных полицейских? ― невинно уточнил Крис с непроницаемым лицом.
― Нет, ― рыкнул Хань. ― Там всех без разбора хватали. А потом на допросе я его узнал, ну и…
― Совратил ещё раз? ― Проницательность вернулась к Крису внезапно, но совершенно не к месту и не ко времени. ― Бедный мальчик, такого натерпелся, небось…
― Натерпелся, уж конечно. Я честно ему сказал, что лирика не по моей части, так он заявил, что ему надо где-то жить… ― Хань выудил из лапши полоску красного перца и отправил её себе в рот.
― И ты стал добрым самаритянином для совращённого малолетнего иностранного полицейского, дал бедняжке кров и пищу, и разделил с ним постель. Я ничего не упустил? Он хоть красивый?
― Нет… Да… Нет… То есть… А, чёрт! Почему у тебя вечно такие хитрые вопросы? ― Хань сердито принялся мешать лапшу палочками так, что та норовила разлететься из миски по всему столу.
Крис с искренним недоумением наблюдал за вихрем из лапши и не понимал, что такого хитрого могло содержаться в довольно банальном вопросе.
― Так я не понял, он красивый или страшный?
― Ну… И то, и другое.
― Это как?
Хань вздохнул и помешал лапшу палочками уже без ярости.
― Это сложно. Он вообще сам по себе сложный. Знаешь, если смотреть на каждую линию отдельно, то он весь из неправильных чёрточек и фрагментов. Везде можно с лёгкостью найти кучу недостатков. Тот же нос…
― И что у него с носом? ― Крис сосредоточенно наматывал лапшу на вилку. Получился впечатляющий ком. Крис на глаз прикинул размер и решил рискнуть. Умудрился запихать ком в рот и на время выпал из беседы ― говорить с набитым ртом жутко неудобно.
― Ничего. В идеале должен был быть прямым, все предпосылки, так сказать, но там откуда-то горбинка. И она настолько не в тему… С остальным то же самое. Так вот, если смотреть на всё отдельно, то нет, ни черта и ни разу он не красивый. Но если смотреть на всё в целом виде…
Крис что-то сосредоточенно прогундосил, потому что зубы у него по-прежнему увязали в лапше. Хань скорее догадался, чем разобрал на слух.
― Да, дух захватывает. А ещё он странно двигается и странно прикасается ко всему.
Крис покрутил вилкой у виска. К счастью, Хань правильно понял, что он не имел в виду “сдвиг по фазе”, а просил пояснений. Пришлось отставить опустевшую миску в сторону, отложить палочки, затем пристроить локти на столе и уронить на сплетённые пальцы подбородок. Прикрыв глаза, Хань прокручивал в мыслях все виденные им картинки: как Чонин двигался, как стоял, как сидел, как прикасался к вещам, как смотрел, как дотрагивался до самого Ханя.
― Он как будто чувствует каждое движение… Проживает его. Со смыслом. Никогда такого не видел раньше. И когда прикасается к чему-нибудь, это почти то же самое. Как глубокое знакомство или целая история всего в одном жесте.
Крис наконец-то расправился с лапшой, подался вперёд и приложил ладонь ко лбу Ханя.
― Эй!
― Медицина тут бессильна. Пациент, у меня для вас дурные новости ― жара нет, значит, вы безнадёжно влюбились.
― Оставь свои дурацкие диагнозы при себе! Где я, а где любовь-морковь и шуры-муры?
― У тебя просто любовь неправильная.
― Да нет никакой… А! ― Хань долбанул кулаком по столешнице, проигнорировал испуганные взгляды со всех сторон и продолжил: ― Какая любовь, если мы постоянно собачимся? Я регулярно выставляю его за дверь!
― И?
― Что “и”?
Крис потыкал вилкой в осьминога, замоченного в лимонном уксусе, преисполнился подозрения и неодобрения и опасливо отодвинул “осьминожье” блюдо с видом “я такое не ем”.
― Ты сам сказал ― регулярно. Он возвращается?
― Я его возвращаю.
― Ещё лучше! ― Крис тонко улыбнулся. ― Ты трахался с парнем при первой встрече в темноте, не видя его лица и наплевав на собственные принципы, потом он тебя арестовал, ты его совратил ещё разок, пустил к себе домой, миришься с его присутствием, продолжаешь с ним спать, регулярно выгоняешь и сам же возвращаешь… Слушай, как это называется?
― Идиотизм? ― самокритично предположил Хань.
― Любовь, придурок, ― обманчиво ласковым голосом поправил Крис и всё-таки наколол вилкой кусочек осьминога, чтобы отправить его себе в рот. Задумчиво пожевал, покосился на блюдо, передвинул на старое место и наколол ещё кусочек.
― Чёрт с ним… Но что мне теперь делать?
― А что тебя не устраивает?
― Не знаю, ― честно признался Хань. ― Ну и я понятия не имею, что он сам думает об этом… И обо мне.
― Что тебе мешает прямо спросить?
― Сдурел? И это после того, как я ему втирал о неприятии лирики? Он же решит, что я полный придурок.
― Ты и так придурок, чего уж там. Если боишься спросить прямо, подари кольцо и посмотри на реакцию. Только не кольцо из секс-шопа кое-куда, а нормальное человеческое кольцо. Которое на пальчик. Не перепутай пальчик кое с чем другим, а то я тебя знаю.
― Хм… ― Хань включил воображение и представил эффект от кольца на нужном месте. Это означало пребывание долгое время в состоянии возбуждения, ведь кольцо пережимало… Стоп. Кольцо на пальчик. На пальчик ― это из другой оперы, лирической, без секса, физиологии и удовольствия. ― Знаешь, как-то оно глупо.
― Ладно. Когда выставишь беднягу за дверь в очередной раз, не возвращай его. Пусть вернётся сам.
― А если не вернётся? ― забеспокоился Хань.
― Ну не судьба тогда, ― приканчивая осьминога, проворчал Крис.
― Не судьба? Ты издеваешься?!