Крайняя обостренность внутренних конфликтов во Франции на протяжении XIX века, нарушенное равновесие общественных сил, находившихся в состоянии постоянного брожения, неустойчивость политических режимов, быстрая смена правительств создавали благоприятную почву для усиления полицейских основ в государстве. Шаткость положения, сознание недолговечности, чувство страха перед революционной стихией, политическая беспринципность, отличающая временную власть, вынуждали ее не быть разборчивыми в средствах борьбы с противниками.
Сам начальник сыскной полиции Франции Канлер в своих записках опубликовал богатый перечень полицейских провокаций, имевших место во времена французских Реставраций 1814–1830 годов. Провокация, как писал главный сыщик Франции, была возведена в постоянную систему и преследовала две цели: придать видимую законность репрессивным мерам и обнаруживать, подвергая наказанию за преступные мнения, отдельные лица и группы. Эта система активно разжигала дурные инстинкты. Привлечь внимание полицейского начальства можно было только раскрытием какого-нибудь заговора. Если усердный розыск ни к чему не приводил, оставалось самому изобрести какую-нибудь подлую махинацию, вовлечь в нее какого-нибудь благочестивого отца семейства, никогда не помышлявшего ни о каких конспирациях, выдумать сообщников, наметить на эту роль людей невинных и затем выдать всех полиции.
Провокаторы, которыми тогда кишела Франция, действовали во всех слоях общества, среди рабочих, купцов и в особенности среди военных, подозреваемых в приверженности Наполеону I. Наиболее известным фактом провокации этого периода является дело генерала Бертона и подполковника Карона, которые поплатились жизнью за слишком доверчивое отношение к темным проходимцам. Примером того, к каким приемам прибегала тогда полиция, вдохновляемая свыше, может служить «подвиг» полицейского провокатора, который организовал покушение с бомбами против герцогини Беррийской. Взрыв бомбы должен был смертельно перепугать беременную герцогиню и вызвать у нее выкидыш. Таким образом, по расчету провокаторов, старшая линия Бурбонов временно прекратилась бы.
Провокационные приемы применялись тайной полицией французской Реставрации к массовым движениям, уличным демонстрациям, всякого рода оппозиционным выступлениям. Переодетые шпионы своим подстрекательством старались превратить массовые выступления в бунтарские беспорядки, чтобы оправдать и узаконить последующие расправы над толпой. В царствование Луи Филиппа (1830–1848) полиции больше не приходилось выдумывать заговоры. Она еле-еле справлялась с настоящими и подлинными заговорами, грозившими самому существованию «мещанской монархии». Барбес, Бланки, Коссидьер и другие революционные деятели той эпохи многие годы заставляли дрожать французское правительство. Для провокаций создавалось самое широкое поле действий.
Успешная борьба с заговорщиками была почти немыслима без проникновения в самый центр тайных организаций. Правительство поддерживало с ними постоянную связь через посредство многочисленных предателей и провокаторов, самым знаменитым из которых был Делагод. Он участвовал одновременно в большинстве тайных обществ и был одним из деятельнейших помощников «главных революционеров Франции» Бланки и Барбеса. В продолжение десяти лет он осведомлял полицию обо всех планах и замыслах карбонариев, предавал полиции своих товарищей и расстраивал решительно все их действия. Его измена была раскрыта чисто случайно. После февральского восстания 1848 года один из его вождей Коссидьер прямо с баррикады отправился в парижскую префектуру и занял ее «именем самодержавного народа». Там один из чиновников назвал ему революционное имя предателя, наносившего страшный вред революционному движению в последние годы. Разоблачение Делагода произвело ошеломляющее впечатление. Немедленно был созван суд из наиболее известных вождей тайных обществ. Ничего не подозревавший Делагод явился туда в числе других. Вначале он пытался отпираться, ссылаясь на свои прежние заслуги, и отрицал принадлежность ему доносов, подписанных не его именем. Но когда Коссидьер предъявил ему собственноручное письмо, в котором он предлагал в 1838 году свои услуги полиции, предатель, уничтоженный, бледный, дрожащий, во всем признался. Ему протянули сначала пистолет, потом яд, предлагая самому покончить с собой, но предатель отказался искупить своей смертью совершенные им преступления. От страха он еле держался на ногах и наконец повалился на диван. Кто-то бросился на него с криком: «Негодяй! Если ты не покончишь с собой, то я убью тебя собственными руками!» Но исполнить угрозу не дали. Провокатора отправили в тюрьму Консьержери. Впоследствии, однако, Де-лагоду удалось освободиться из заключения. Он пытался продолжать свою полицейскую карьеру. Но уже безуспешно.