Когда доносчик и провокатор Шервуд-Верный, выдававший декабристов, обратился в III Отделение с очередным доносом — теперь уже на участников польского освободительного движения, — жандармская контора констатировала, что «к несчастью, происки и злоумышления польских выходцев, находящихся за границею, справедливы, но III Отделение собственной Его Величества канцелярии, через своих агентов и через переписку с посольствами, неусыпно следит за всеми действиями злоумышленников, доселе предупреждало даже их намерения и поставляло преграды им при самом начале их действий, так что эмиссары польской пропаганды не могли ни единожды нарушить спокойствия в России».
Списки III Отделения заполнялись именами поляков, отправленных на каторгу, в ссылку, бежавших оттуда и вновь попавшихся в лапы жандармов. Показательно свидетельство жандарма Ломачевского, характеризующее отношение III Отделения к польским событиям. Председатель виленской следственной комиссии 1841 года по делу участников польского восстания спросил одного из ее членов, полковника Н., поразившись его рвению:
— Скажите, полковник, что, по вашему мнению, лучше для государя: не раскрыть вполне преступления или, напутав небылиц, обвинить невинного?
Полковник ответил не раздумывая:
— Лучше обвинить невинного, потому что они здесь все виноваты, ракальи!..
Уже с 1832 года начинаются систематические командировки чиновников III Отделения за границу «как для изучения на месте положения дел, так и для приискания надежных агентов и организации правильного наблюдения в важнейших пунктах». Еще более усиливается наблюдение за всеми приезжающими в Россию иностранцами. Не только жизнь польской эмиграции, но и деятельность самых разных политических кругов и партий, внутренние ситуации в европейских государствах и их отношение к России становятся известны правительству Николая I благодаря регулярной энергичной деятельности русской тайной полиции. Ее действия в Европе обеспечивались санкциями Священного союза и дополнительными соглашениями по взаимному сотрудничеству в сборе сведений о политических эмигрантах, заключенными в 1834 году между Россией, Пруссией и Австрией. Это давало основания рассчитывать на помощь со стороны органов политического сыска союзных государств.
Делая первые шаги в создании Заграничной агентурной сети, III Отделение пыталось использовать опыт секретных полиций других стран, и в частности Австрии. Особенно благожелательно воспринимал эти попытки руководитель австрийской политики князь К. Меттерних, связанный с главным российским жандармом графом А. X. Бенкендорфом многолетней дружбой. В их переписке постоянно затрагивались вопросы политического сыска. Во время одной из встреч Бенкендорфа и Метгерниха в Теплице шеф жандармов сообщил, что III Отделение, в «противодействие революционному духу, овладевшему журналистикой», отрядило в Германию одного из своих чинов, жандармского подполковника Н. Н. Озерецковского. Заинтересованный Метгерних попросил прислать этого чиновника в Вену, чтобы работать «соединенными силами на пользу России и Австрии и на распространение добрых монархических начал», а также «согласовать наши обоюдные меры против поляков». Бенкендорф писал по этому поводу: «…князь Метгерних, постоянно обращавший особенное внимание на дела высшей и тайной полиции, предложил мне прислать в Вену одного из наших жандармских офицеров, чтобы Ознакомить его со всем движением этой части в Австрии, Вводя его во все подробности ее механизма». Вскоре Озерецковский оказался в Вене, где был очень хорошо принят. От него сразу же стали поступать регулярные донесения в Петербург, высоко оценивавшиеся III Отделением.
В Вене же «на пользу двух монархических начал» действовал и бывший агент великого князя Константина барон К. Ф. Швейцер. Почти одновременно, в феврале 1835 года, от Министерства иностранных дел в Вену был также послан некто Г. Струве с особо секретным поручением: изучить организацию и работу секретной канцелярии и шифровального отдела австрийского Министерства иностранных дел.