10) некий Жорон.
Помимо этого автор письма ставит Бурцева в известность, что среди его агентуры имеется провокатор. В этом отношении Бурцев остановил свое подозрение на художнике Александре Зиновьеве (он же — «Сенатор», «Mattisset»), который у него продолжает бывать, хотя в последнее время довольно редко, и на Сергее Малееве, который тоже был близок к Бурцеву.
Несомненно, что Бурцев, основываясь на своем опыте и догадках, провел расследование относительно лиц, перечисленных в этом рапорте Красильникова. Во всяком случае, из пятнадцати упомянутых в письмах лиц Бурцев не ошибся относительно семи.
Красильников, называя Михневича, Этера, Патрика, Житомирского, Кагана и Зиновьева, прибавляет в скобках их сотруднические секретные псевдонимы, причем для Житомирского, Патрика и Зиновьева даны два псевдонима, старый и новый, под которыми сотрудники были известны Департаменту полиции. Из числа заведомых, разоблаченных Бурцевым провокаторов были названы Масс и Михневич.
Георгий Михневич, он же Якобсон и Жакобсон, охранные клички «Корбо» и «Воронов», с 1908-го по 1911 год состоял секретным сотрудником саратовского губернского жандармского управления. По показаниям подполковника Люстиха, «Воронов» освещал организацию эсеров, провалился ранней весной в марте или апреле 1914 года и уехал в Бразилию.
Элиа Аронович Каган, родом из Севастополя, в 1917 году под кличкой «Серж» действительно работал в охранке, освещая в одну из организаций эсеров. Патрик и Этер работали и в 1916–1917 годах, пока не были окончательно разоблачены.
Нет никаких данных, подтверждающих подозрения Бурцева о «Хмаре», Жороне, Малееве, Журавлеве, Кисине, Николаеве. Что касается Глотова, то в эмигрантских кругах ходили слухи, что Глотов был отправлен за границу Департаментом полиции, а для его прикрытия якобы пропустили и Степана Николаевича Сте-това, выехавшего с Глотовым за границу. При следствии, произведенном в Париже, никаких данных, подтверждающих обвинения против Глотова, не найдено.
Записка Красильникова об итогах работы заграничной охранки в 1913 году подтверждает панику, внесенную расследованиями Бурцева в ряды агентуры, и раскрывает попытки жандармов вскрыть источники его осведомленности:
«1913 год в жизни Заграничной агентуры ознаменовался рядом провалов секретных сотрудников, являвшихся результатом не оплошности самих сотрудников или лиц, ведущих с ними сношения, а изменой лица или лиц, которым были доступны по их служебному положению дела и документы, относящиеся к личному составу агентуры вообще и заграничной в особенности. Обращает на себя еще внимание то обстоятельство, что в начале года имели место только единичные случаи провалов, как например разоблачение Глюкмана („Ballet") и Лисовского-Ципина, сотрудника Петербургского охранного отделения, покончившего жизнь самоубийством.
С осени провалы усилились, и в настоящее время они приняли эпидемический характер.
Этот факт указывает на то, что лицу, дающему Бурцеву сведения о сотрудниках, стало в настоящее время доступнее черпать нужные ему сведения или что оно само приблизилось к источнику этих сведений.
Так, в конце октября Бурцев подал заграничной делегации партии социал-революционеров официальное заявление, в котором обвинял члена партии эсера Масса в сношениях с полицией. Во время расследования этого дела Бурцевым было предъявлено членам следственной комиссии письмо, полученное им из Петербурга от своего корреспондента, в котором Масс назывался агентом Департамента полиции.
Относительно Масса Бурцевым еще в марте месяце текущего года было получено от того же лица сообщение, что в результате поездки Масса по России с целью ознакомления с положением революционного движения на местах в Департаменте полиции был получен доклад, — из чего можно вывести заключение, что Масс секретный сотрудник. В то время у Бурцева определенных данных, кроме этого сведения, не имелось, и он только по получении второго письма, в котором Масс определенно назывался агентом Департамента полиции, выступил с официальным обвинением Масса.
Уличающее письмо было предъявлено Бурцевым Слетову, Биллиту и Натансону, причем последний подтвердил слова Бурцева, что источник, дающий сведения, заслуживает полного доверия.
В том же письме кроме Масса указывалось как на сотрудников еще на Этера („Niel“), Воронова и Кисина.
Воронов по фамилии назван не был. Давались только указания на прошлую его революционную деятельность и на побег его из Сибири. По этим данным не трудно было установить личность того, к кому они относились.