Война доставила Заграничной агентуре новые хлопоты. Красильников и его помощники переезжали с посольством в Бордо, а архив был перенесен на частную квартиру-на той же парижской улице Гренель, где помещалось посольство.
В эти тревожные дни эмигранты ожидали политической амнистии или хотя бы разрешения прибыть на родину, чтобы сражаться за нее. Однако их надежды не оправдались.
Русский посол во Франции Извольский известил Красильникова о правительственной телеграмме из России от 1 сентября 1914 года, которая гласила: «Министр внутренних дел не находит возможным выдавать русским эмигрантам разрешения на возвращение в Россию для вступления в ряды войск. Эти эмигранты могут, однако, добровольно возвратиться в Россию, подвергаясь всем последствиям своих деяний, и уже в России просить о зачислении в армию». Таким образом, перед эмигрантами стояла перспектива — подавать прошение о помиловании или же пройти через тюрьму, суд, ссылку и так далее. Судьба Бурцева и Носаря-Хрусталева показала впоследствии, что происходило с политэмигрантами, возвращавшимися в Россию.
Между тем армейский призыв в начале 1915 года коснулся всех русских, живших за границей, в том числе и секретных сотрудников Красильникова, который телеграфировал директору Департамента полиции об отношении к воинской повинности своих сотрудников. «Из них, — сообщал Красильников, — „Додэ“, „Матиссэ“, „Серж“ и „Дасс“ на службе во французских войсках». Эти агенты действительно продолжали работать, числясь на французской службе.
«Подлежат призыву, — докладывал далее Красильников, — „Лебук“, „Гретхен" и „Орлик"; последний для этого едет в Россию, оставляя семью за границею. „Мар-тэн“ имеет отсрочку по образованию до 1916 г., „Пьер" — отставной офицер, „Россини" и „Ней" — ратники ополчения второго разряда. „Ниэль" и „Сименс" — дезертиры. „Скосе" имеет льготу первого разряда по семейному положению. Остальные сотрудники подлежат наказанию по суду как бежавшие из ссылки. Отъезд или поступление во французские войска „Лебука“, „Гретхена" и „Скосса", особенно двух последних, крайне нежелательны, ибо прекратится освещение эсеровских националистических групп. Заменить их некем. Ходатайствую об освобождении их от призыва. Прошу телеграфного распоряжения».
На предложение — начальства зачислить сотрудников в нестроевые части Красильников отвечал:
«Зачисление в нестроевые признанных медицинским осмотром годными в строй невыполнимо. Ходатайство о том, не имея данных на успех, несомненно, сопряжено с риском провала. Русские, принятые в войска, отсылаются на фронт или в Марокко. С отъездом Скосса и Гретхена Париж останется без серьезной агентуры. Остальные находятся в других государствах, не могут быть переведены без ущерба делу. Прошу распоряжения».
Так как «Лебук» был в Швейцарии, «Россини» в Италии, «Ней», «Ниэль» и «Сименс» — в Англии, то вопрос шел лишь о «Скоссе» и «Гретхен». Поэтому генералу Аверьянову от имени министра внутренних дел было послано отношение, что «в числе лиц, обязанных в силу последовавшего распоряжения военного ведомства прибыть из-за границы в Россию для отбытия воинской повинности, числятся Кокопинский и Деметрашвили» («Гретхен» и «Скосе»).
«Означенные лица, — писал министр внутренних дел, — в настоящее время состоят при исполнении возложенных на них Министерством внутренних дел весьма важных поручений совершенно секретного характера и без ущерба для дела не могут явиться к исполнению воинской повинности из-за границы, где ныне находятся». Начальник мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба удовлетворил ходатайство Департамента полиции за «Скосса» и «Гретхена».
Секретные сотрудники «Орлик» и «Лебук» уехали в Россию для отбывания воинской повинности. 12 марта Красильников телеграфировал о них: «Как сотрудники оба преданы делу, заслуживают доверия, оба намерены продолжать сотрудничать, если позволят условия службы и получат на то соответствующие указания».
Таким образом, охранка преграждала путь эмигрантам в армию и одновременно, выгораживая одних своих сотрудников от военной службы, других посылала в русскую и французскую армии для внутреннего освещения сослуживцев.
В 1917 году на содержание одних только провокаторов в России было ассигновано 332 226 рублей, на заграничных же секретных сотрудников было выделено 240 тысяч франков. В момент революции 27 февраля 1917 года в Заграничной агентуре работало 32 секретных сотрудника: 30 мужчин и 2 женщины. Из них 27 человек числились по общему списку, а пятеро находились в специальном распоряжении Красильникова.