Принимая во внимание, что агентов много и всякое попустительство по отношению к одному служит отвратительным примером для других, то безусловная дисциплина необходима в столь важном и ответственном деле. Заведующему Заграничной агентурой необходимо строго преследовать всякое от нее уклонение, но, с другой стороны, ему постоянно приходится считаться с риском вызвать неприятную историю в случае неповиновения или мести провинившегося агента, являющегося, как и все его товарищи, носителем служебных тайн и личным участником нелегальной деятельности заграничной агентуры. Когда же такие инциденты начинаются, то положение становится тем тяжелее и неприятнее, что приходится идти на компромиссы, вместо того чтобы ответить виновному по достоинству.
При вступлении моем в заведование Заграничной агентурой мне пришлось вести переговоры с бывшим агентом Озанном, угрожавшим разоблачениями и требовавшим уплаты ему 5000 франков. После многих перипетий и при содействии некоторых чинов префектуры удалось привести Озанна к согласию удовольствоваться 3500 фр., которые и были Департаментом ему уплачены. После этого начались требования бывшего агента Демайля, тоже угрожавшего разоблачениями. Департаментом было уплачено ему 750 фр.
Чтобы насколько возможно обезопасить себя от повторения подобных инцидентов, мною, с разрешения Департамента, при увольнении агентов выдавалась им индемнизация (возмещение ущерба, компенсация. — Ред.) в размере трехмесячного оклада жалованья, но, однако, и это вознаграждение не мешало некоторым агентам в той или другой степени стараться вредить делу, которому они прежде служили.
Лучшим примером, яркой иллюстрацией всего того, что я имею честь докладывать выше, является дело с Леоне, который, будучи уволен за самое недобросовестное исполнение служебных обязанностей и всякие неблаговидные поступки, тем не менее все же получил вознаграждение в 750 фр., выдав расписку в полном удовлетворении. Этот же Леоне через год заявляет о своем желании быть вновь принятым на службу; сначала просит, затем требует, наконец угрожает и, в конце концов, идет к Бурцеву, который при помощи его поднимает против Заграничной агентуры целый поход. При этом оказалось, что Леоне за все время своей службы тщательно отмечал себе все, что могло представлять интерес, сохранил некоторые письма, другие сфотографировал, утаил доверенные ему фотографии, одним словом, все время систематически готовился к будущей измене.
Когда же момент этой измены наступил, то этот итальянец, ни разу не ступавший на французскую территорию, никогда меня не видавший и не получавший от меня ни слова, заявляет всюду и везде, что он состоит на службе у русского посольства в Париже и что я был его начальником, и это несмотря на то, что взятая с него, при выдаче ему 750 фр. вознаграждения, подписка, собственноручно им написанная на французском и итальянском языках, гласит, что он «состоит на службе в справочном бюро Биттер-Монена, от которого и получил полное удовлетворение». Ясно, что наименование себя агентом русского посольства в Париже было для Леоне необходимо, чтобы придать важность своим разоблачениям, ибо кому, кроме Бурцева, могла бы быть интересна деятельность частного справочного или даже розыскного бюро, тогда как обвинение русского посольства в розыскной деятельности, в содержании агентов для наблюдения за эмигрантами являлось делом громким, имеющим уже политическое значение, а потому могущим найти поддержку и среди французских социалистов как повод к выступлению против правительства. Необходимо при этом отметить и тот факт, что Леоне встретил поддержку и содействие со стороны бывших агентов заграничной агентуры, которых он разыскал в Париже.
Несмотря на то что эти бывшие агенты, получившие при увольнении особое вознаграждение по 750 фр., отлично знали выступление Леоне, один из них — Геннекен — помогал ему деньгами, без которых он бы не прожил в Париже, другой — Робайль, — кроме денежной помощи, еще сообщил ему все неизвестные Леоне, а известные ему, Робайлю, имена и адреса агентов наблюдения; эти адреса Леоне тотчас же сообщил Бурцеву.
После Леоне другой агент, уволенный за надувательство, за посылаемые им ложные донесения, тогда как он находился у своей жены — далеко от места наблюдения — Жоливе, — тоже обратился к Бурцеву и предложил ему продать какие-то документы и сделать разоблачения, и дело не состоялось только потому, что у Бурцева не было денег. А между тем Жоливе, бывший агент парижской полицейской префектуры, был мне отлично рекомендован: при расчете с ним, несмотря на изобличение его в обмане, ему, кроме полного расчета, выдано было еще вознаграждение в размере месячного оклада содержания.