Когда началась либеральная эра первых лет правления Александра И, Петр Долгоруков решил, что настал его час. Он обстреливал нового царя и министров различными проектами по крестьянскому и другим вопросам, не скрывая своих конституционных убеждений. Политическая активность князя становилась известной и популярной в широких кругах российского общества благодаря своей острой полемичности и открытой оппозиционности. В 1850-х годах и много позже возникали дискуссии о смысле долгоруковской оппозиции. Как пишет Н. Я. Эйдельман, «одни находили, что князь — „красный либерал", другие — что все дело в желании (которое он, кстати, не скрывал) попасть в статс-секретари или губернаторы, третьи видели во всем сведение счетов Долгорукова со старыми недругами. И по-видимому, все были правы: широкая и странная натура князя вмешала „несколько формаций" — от древнейших феодальных традиций до новейших конституционных идей». В конце концов «князь-республиканец» напугал свое сословие: «наверх» его не взяли, и он в 1859 году отправился за границу с немалыми деньгами, кипами исторических бумаг и чемоданами компромата на здравствую-щих. Там вскоре выходит его труд «Правда о России», который настолько соответствовал своему названию, что «кузен Базиль», т. е. шеф жандармов Василий Долгоруков, приказал «кузену Пьеру» вернуться в Россию к ответу. Между обоими родственниками началась резкая полемика. И хотя ее вели весьма знатные персоны, политес здесь не соблюдался: «Что же касается до сволочи, составляющей в Петербурге царскую дворню, — писал Петр Долгоруков в III Отделение из Парижа, — пусть эта сволочь узнает, что значит не допускать до государя людей умных и способных. Этой сволочи я задам не только соли, но и перцу». Князь-эмигрант не только опубликовал свои угрозы в «Колоколе», но и начал приводить их в исполнение, сумев за семь лет нагнать страху на многих, по должности самых смелых подданных Российской империи.
Н. Я. Эйдельман составил перечень некоторых статей и очерков, напечатанных Долгоруковым за границей, иногда указывая в скобках значение атакуемого и компрометируемого лица:
Нынешнее положение дел при дворе. Взгляд назад. Император Александр Николаевич. Его характер и образ жизни. Его жена Мария Александровна.
Великий князь Константин Николаевич и констан-тиновцы.
Карьера Мины Ивановны (всесильная фаворитка влиятельнейшего графа В. Адлерберга).
Граф В. Ф. Адлерберг и подрядчики. Граф А. В. Адлерберг. Их сестра графиня Баранова. Полудинастия Ад-лербергов и Барановых.
Гр. Блудов, В. П. Бутков. Кн. А. М. Горчаков (соответственно председатель Государственного совета, государственный секретарь и министр иностранных дел).
Александр Егорович Тимашев, А. Л. Потапов, семейство Шуваловых (в разное время начальники III Отделения).
Граф Александр Густавович Армфельд и князья Барятинские (влиятельные придворные; А. Барятинский — наместник Кавказа).
Князь Александр Федорович Голицын (председатель многих секретных следственных комитетов).
Михаил Николаевич Муравьев (министр, подавитель Польши в 1863–1864 годах).
Министр Ланской.
О том, что происходит в Министерстве финансов.
Генерал-губернатор Анненков.
Законодатель Войт.
Граф Киселев (министр, затем посол в Париже).
Многие важные интимные подробности об известных персонах сопровождались пояснениями автора: «я сам слышал…», «в беседе со мною…», «мне сообщили об этом…» — и далее следовали ссылки на весьма уважаемые имена. Долгоруков сделал своей мишенью именно те сферы, из которых он сам вышел. Наиболее интересные заграничные работы П. В. Долгорукова были собраны П. Е. Щеголевым и изданы в 1934 году в книге «Петербургские очерки» с введением и примечаниями С. В. Бахрушина. В предисловии к «Очеркам» Бахрушин, в частности, отмечал: «Сила Долгорукова-журналиста заключалась именно в том, что он знал хорошо ту правящую среду, против которой он направлял тяжеловесный огонь своих батарей, и не стеснялся вскрывать перед читателем ее реальную физиономию. На страницах его листков русский, попавший за границу, с захватывающим любопытством читал самые интимные подробности о таких людях, имена которых у себя дома, в России, он не дерзал произносить вслух; а в Петербурге ни один из самых блистательных сановников не мог быть уверен, что в очередном номере „Будущности" или „Листка" он не найдет свой портрет, облитый грязью. А поскольку всем было известно, что Долгоруков до своего отъезда был действительно близок к тем сферам, которые он теперь так жестоко разоблачал, то это придавало его разоблачениям особую пикантность, а его инвективам — особенную убийственность».