Древесная кора была холодной и мокрой, с листьев капало, такой же мокрой была и земля, которую графиня ощущала сквозь тонкие, совершенно неприспособленные к непогоде туфельки. Однако Полетт совсем не мерзла, она была разгорячена бегом и жаром, исходящим от крепкого мужского тела, рядом с которым остро чувствовала собственную уязвимость. Чувствовала она и сгустившееся между ней и князем напряжение сродни скопившемуся перед грозой электричеству, и ей хотелось, чтобы напряжение это нашло выход, сорвалось ударами молний.
Антон был очень привлекательным мужчиной. Прежде всего, молод — немногим старше Полетт. Тело его было крепким, походка упругой, движения уверенными. И никакой дрожи в руках, что в последние годы одолевала Кристобаля, никакой дряблости. Бедра графа были сильными бедрами наездника, под шелковым фраком перекатывались мышцы.
Графиня не была ни ханжой, ни затворницей. Сложись ее жизнь иначе, она довольствовалась бы ролью жены и матери, ни на что большее не претендуя. Но супруг, поначалу приходивший в волнение от ее юного тела, старел, и одного только вида ему уже было недостаточно. В редкие моменты их близости он оправдывал собственную слабость неопытностью Полетт, злился, называл ее неумехой. Кристобаль приносил молодой жене книги с иллюстрациями, один только вид которых заставлял ее пылать от стыда, и заставлял прочитывать их от корки до корки, а затем изображать в супружеской постели. В ответ Полетт под любыми предлогами стала избегать близости. Отношения между супругами сделались натянутыми, на людях они изображали приязнь, но, оставшись tet-a-tet, тотчас разбегались по сторонам.
Не снеся одиночества, мучаясь от осознания собственной несостоятельности, Полетт ответила согласием приятелю мужа, давно добивавшемуся ее расположения. Их связь была тайной, и приносила радость не столько душе, сколько телу. Полетт не была влюблена, но тем легче ей было проводить с любовником время, не имея к нему претензий и притязаний, и тем легче было расстаться с ним, когда она объявила о своем решении воротиться на родину. Пока длилась их связь, любовник успел обрасти жирком в талии и обзавестись порядочной плешью на голове. Ни внешне, ни по темпераменту он не шел ни в какое сравнение с Антоном Соколовым, при взгляде на которого Полетт, не меньше Женечки Алмазовой жаждавшая сильных страстей, полагала, что влюблена всем сердцем, хотя в действительности чувства, которые князь в ней затронул, располагались несколько ниже.
Вспомнив любовника, графиня вздохнула. Взгляд ее сделался мечтательным, томным. За годы, проведенные вместе, приятель Кристобаля успел неплохо изучить тело его жены, и легко избавлял ее от напряжения. Теперь же зов плоти лишал Полетт способности связно мыслить. От близости молодого привлекательного мужчины шла кругом голова, звенело в ушах. Графине не хватило смелости открыто просить своего спутника о ласке, за нее это сделала обстановка — уединенное их укрытие, отграниченное от мира бегущей с небес водой, и сам вид Полетт — разрумянившейся от бега, с влажными волосами, в намокшем и льнущем к телу платье, беззастенчиво обрисовывающем манящие изгибы.
Князь наклонился и прижался губами к губам графини. Он целовал ее под проливным дождем, в блеске молний и громовых раскатах, целовал жестко и жадно, царапая кожу щеточкой усов, глубоко просовывая ей в рот язык, придавливая всем телом и заставляя буквально распластаться по древесному стволу. Грубая настойчивость князя разительно контрастировала со всем, что знала о любви Полетт. Имея весьма ограниченный опыт, графиня мало представляла, каково это, когда тебя ласкает полный сил и бурления в крови мужчина, но очень хотела это узнать. Сердце ее бешено колотилось, кровь стучала в висках, ей было горячо-горячо, так горячо, что казалось, капли дождя с шипением испаряются с кожи. Полетт позволила князю раздвинуть ей бедра своим бедром, позволила впиваться горячими сухими губами ей в шею жадно, до синяков.
Пудра все скроет, — мелькнула в голове Полетт мысль, мелькнула и тотчас исчезла, сметенная лавиной острых ощущений, когда крепкие мужские ладони стиснули ее груди, а горячий рот, царапая усами, приник к сладкой ложбинке. Она даже поощряла князя, прижимая его голову, пропуская между пальцами влажные пряди его волос, выгибаясь навстречу. Графиня сама расстегнула платье, подставляя себя каплям дождя, губам и зубам Соколова, закусывающего ей соски, рукам, сминавшим ее плоть крепко, до боли.
— Пожалуйста, Антон, будьте нежнее! — решилась, наконец, попросить Полетт.
Князь поднял голову и в упор взглянул на нее. В этот момент над ними сверкнула молния, и озаренное мертвенным светом лицо Соколова показалось графине маской Мефистофеля. Антон был бледен, губы его пылали, а глаза лихорадочно блестели, как у курильщика опия. Он смотрел на нее сверху вниз: прижатую к дереву, влажную, разгоряченную, с проступавшими следами его страсти на алебастровой коже, с тяжелыми полушариями грудей, вываливающимися из расстегнутого корсажа.
— Приходите ко мне на ужин, графиня. Не то я возьму вас прямо здесь, на сырой земле, — это был приказ, а не приглашение.
После этой вспышки чувств Антон, как ни в чем не бывало, помог Полетт привести себя в порядок, поскольку пальцы графини от волнения совершенно не желали ей повиноваться.
— Пойдемте, — только и сказал он, будто все, что несколько минут назад разыгралось между ними, было лишь фантазией разгоряченной от страсти молодой женщины. — Кажется, гроза стихает.
Дождь и впрямь из проливного сделался тихим, шепчущим. Молнии посверкивали где-то вдалеке, там же рокотал гром. Небесная влага мягко шуршала по кронам деревьев, не проникая вниз. Полетт и Антон шли по раскисшей дороге. Кокетливые туфельки графини насквозь пропитались водой, вымокло и отяжелело платье, грязь залепила подол, от чего тот потяжелел и неприятно бил по ногам, накидку графиня и вовсе потеряла, пока спасалась от дождя. Однако мысленно Полетт уже перенеслась в грядущий вечер, и переполненная самыми радужными ожиданиями, не придавала значения преходящим неудобствам.
Возле гостиницы «Корона», в которой Полетт занимала целый этаж, они с князем разлучились. Графиня торопливо высвободилась из мокрых одежд, кликнула горничную, попросив приготовить ванну и глинтвейн. Их с Антоном отношения развивались чересчур стремительно. Полетт еще недостаточно хорошо узнала этого мужчину, ей не хотелось торопить события, а хотелось наслаждаться ожиданием встречи и сладостным томлением в груди, хотелось помучить князя, явно непривычного к отказам. Но ее изголодавшееся по мужскому вниманию тело, разбуженное нескромными прикосновениями, твердило об ином. В конце концов, будучи вдовой, я могу позволить себе маленькие радости, подумала графиня. Иначе зачем я так долго терпела брак, в котором была несчастлива, зачем рожала детей от человека, безразличного ко мне, зачем эта красота, платья и молодость, да в конце концов, зачем вся жизнь мне дана, как не для того, чтобы быть счастливой? Я заслужила свое право на счастье.
Нетерпение князя, по мнению Полетт, как нельзя лучше свидетельствовало о его чувствах к ней, и, как всякой женщине, ей приятно было выступать предметом столь пылкой страсти. Ей нравился этот мужчина, и она всерьез подумывала о том, чтобы связать с ним свою жизнь, коль скоро он ей это предложит. Так что не было ничего дурного в том, чтобы предвосхитить некоторые приятные моменты брака, тем более и она, и он этого желали.
Оставшееся время графиня использовала, чтобы развеять сомнения князя в том, что она именно та женщина, какая ему нужна. Красота была оружием Полетт, и она в совершенстве научилась ею пользоваться. Горячая вода с розовым маслом сделала кожу гладкой и придала манящий аромат. Тело графини было холеным, талия узкой, как у девочки, а пышная грудь вздымалась высоко, дразня острыми торчащими сосками. Она провела ладонью по полному белому бедру, позволив себе помечтать, будто это прикосновение Соколова, затем скользнула пальцами в ложбинку между ног, увлажнившуюся от предвкушения близости с интересным мужчиной. Губы Полетт до сих пор горели от поцелуев, соски сжались и потемнели, словно спелые вишни. Подойдя к туалетному прибору, Полетт вгляделась в зеркало, рассматривая синяки, оставленные нетерпеливыми губами князя. Надо попросить Антона, чтобы впредь был осторожнее, подумала она и кликнула горничную.