В тексте «Смерть художественной фильмы» Лимонов писал, что сценарии пишутся людьми со слабыми мозгами для людей с еще более слабыми мозгами, и это сущая правда. Телеграмму с поздравлениями М. Романову выдумал Сталин — что не помешало Есенину найти ее в мусорке за 20 лет до того, ведь великий князь вечно разбрасывался телеграммами, а Есенин в молодости только и делал, что шастал по царским помойкам. Колоть его в дурке психотропами было трудно, ибо их изобрели только через тридцать лет после его смерти. Блюмкин к ней непричастен, потому что был в это время с Рерихом в Тибете. Затейливая мешанина ранней советской жизни была гораздо круче всего, что мог вообразить романист Безруков.
Но что-то ему удалось, а именно — сын Сережа, он же Сергей Витальевич, который является совершенно идеальным воплощением Сергея нашего Александровича. Он чувствует стих и взвинченно-нервическую природу есенинского дара, хорош в загуле и ранимом отчаянии. И, не городи его герой батину антисемитскую чепуху, был бы отличным портретом народного любимца (если от фильма отмахнуть серий этак семь). Режиссер Зайцев имеет вкус к сценам гламурных запоев и посвятил им львиную долю сериалов «Чкалов» про Чкалова и «Есенин» про Есенина — тут бы тоже не помешала редактура. Однако когда в первой серии золотая наша головушка строит глазки царским дочкам и кушает с ними кофий — выходила прекрасная байка про Ивана-дурака, который с царями накоротке, за словом в карман не лезет, сивку-бурку объездит и заморскую блоху подкует — и всем пацанам о том с блеском насвистит.
Так бы и снимать — нет же.
Пришли носатые и все испортили.
Большой артист. Метр девяносто пять
«Шаляпин», 2023. Реж. Егор Анашкин
Много было у Шаляпина в голове ерунды.
Благоговейный миф о нем слегка развеял друг его сердечный и первый наш импрессионист Константин Коровин — оставив мемуар, легший в основу сценария.
Федор Иваныч предстал там сущей двухметровой дитяткой, местами несносной. Вмиг со всеми дружился, со всеми на пустяках ссорился. Ел в три горла. Пел в четыре. Заедался с дирижерами. Изменял первой жене со второй. Войдя в известность и амбицию, требовал в контракте птичьего молока: тысячу за выход, абонированную на год ложу для Горького и двух солдат с саблями репортеров распугивать. Директор императорских театров Теляковский хохотал и подписывал: все равно, говорил, кроме денег, ничего не дам — а контракт он так и так потеряет. И Шаляпин тут же терял контракт.
Любил выставлять себя радетелем за народ, но крестьян робел, ибо видел впервые. Говорил, что их специально спаивают, для темноты, а в ответ слышал:
— Да ведь и ты, Федор Иваныч, выпить не дурак. Кто ж тебя неволит?
Всерьез относился только к делу: петь мог в охотку ночи напролет, оперы учил целиком вместе с женскими партиями для лучшего понимания. Был крайне благодарен трагику Дальскому за науку: любую арию сперва прочесть вслух стихами и разобраться в персонаже драматически.
Далее все сошлось.
Великан.
Трудоголик.
Мощный голос.
Умение подать характер.
Упор на русскую оперу поперек иноземного репертуара ровно в миг зарождения национализма, плода растущей грамотности масс.
Относились к нему, как к Высоцкому: с обожанием, панибратством, сплетнями и байками, «как мы с Володей бухали». С «Федей», кажется, тоже бухало раз в сто больше народу, чем он встречал в жизни.
Среди тех, кто «бухал с Федей», были и сценаристы Назарова и Эзугбая. Для того, чтоб тепло отнестись к буйным чудачествам большого ребенка и с почтением — к его мощи и труду, надобен масштаб и такт, которого у авторов байопика и на грош не водилось (режиссера Анашкина тоже касается). Они, по сути, и есть та публика, что истово рукоплещет кумиру, а после рассказывает всем, какой он в жизни хабал, бухарик и сукин сын. Более-менее верную интонацию выдерживает исполнитель коровинской роли Александр Яценко — но то заслуга артиста, а не постановки.
Теляковский там лебезит перед звездой, как усердный халдей (директор театров был к царю вхож и по весу опережал нынешнего министра культуры). Дальский вместо того, чтоб делу учить, писает с парапета в Неву. Мега-сановник Всеволожский вместо державного облика носит филерские усики. Всех их, вельмож и трагиков высшего ранга, играют артисты мощного комического темперамента Каморзин, Алмазов и Цапник — что превращает закат империи в сущий хармсовский балаган.