«Куда прешь!» — любимой фразой вахтеров кроет Шаляпин рабочих сцены (стычка была, но плебейские формулировочки — на совести авторов). «Здесь люди работают, а вы скандалите», — словами регистраторши поликлиники отвечает ему Коровин. «Il basso (бас)! — Сама дура!» — обмениваются репликами будущие супруги, Шаляпин с балериной Торнаги (Мария Смольникова). Впечатление, что едкие коровинские мемуары дали авторам карт-бланш на дворницкий слог и дворницкое поведение персонажей. А чтоб зритель не серчал, герой то и дело вспоминает, кто он, и запевает песенку басом Ильдара Абдразакова.
Как-то Козинцев, рассвирепев на гайдаевские «12 стульев», писал: «Хам прочитал сочинение двух интеллигентных писателей». Так и здесь: хамы прочитали сборник анекдотов из жизни великого артиста.
Вот он у них и кобенится. На полуслове обрывает Ключевского. Ставит на место Рахманинова. Впрягается в бричку с Дальским. Даже «В Мариинку!» у него звучит как «В Маринку!».
Зрительницы сладко обмирают.
Абдразаков, говорят, отлично звучит (и впрямь отлично).
В Горбатове, говорят, как в Шаляпине, два метра росту (так и есть).
Чего ж вам боле.
Отличная постановка.
Жизненная.
Среди прочих выделяясь
Чисто бритой головой
«Котовский», 2010. Реж. Станислав Назиров
В каждом третьем боевике «Молдова-фильма» присутствовал ростовой портрет Котовского, и всюду он был вылитый Фантомас. Дергал с каторги, бомбил казначейства, кошмарил блатных и, едва соскочив из-под «вышки», поднимал на ноги Одесский оперный на представлении «Кармен» — что вряд ли удалось бы и Ленину. Исчезал из-под любого надзора и конвоя. Впервые арестованный за уклонение от воинской службы, именно в ней нашел себя, карьеру, легенду, три Красных Знамени и именное оружие.
И совершенно, ничуть, ну ни капельки не нуждался в ребрендинге новых времен. Не было в его цветастой биографии тайных страниц, которые бы скрыли от народа злые большевики. Молдавия чтила его всенародно, как местного Разина, и только на излете социализма посвятила аж три биографических фильма — причем в то самое время, как «Молдова-фильм» стал уверенно оспаривать лидерство в авантюрно-приключенческом жанре у прежде недосягаемой Одесской киностудии. В дивном «Последнем гайдуке» Григорий Иванович щеголял в цыганских кожаных галифе, алом кушаке, расшитой жилетке и шляпе набекрень, с рабочим наганом тепло принимая обращение влюбленных дам «Мой дорогой Дубровский». Жег экономии, обирал дилижансы, облагал данью барышников и палил с пролетки по жандармским засадам. Но главное: пропорционально сочетал разбойные подвиги со стихийным марксизмом — что и вывело его с годами сначала в Советы, а после и в управленческую верхушку РККА.
Вот именно этого производящему каналу «Россия» было совершенно не надо. К началу десятых организованное разбольшевичивание русской истории естественным образом привело к отъему у красных самых безбашенных и любимых народом атаманов — путем акцентирования их православия, блатной дерзости и ссор с комиссарами нетитульного происхождения. Именно в этом ключе были сделаны фильмы о Чапаеве, Махно и Котовском — только Буденного еще забелить не хватало. Все атаки Григория Иваныча на помещичьи латифундии с сожжением долговых книг — как раз и сделавшие его неуловимым народным любимцем — из биографического сериала были вымараны, зато непропорциональное место заняли ссоры в шайке, вялые любовные линии и разногласия с эсерами по вопросам революционного душегубства. Последнее уже было совершеннейшей отсебятиной: в целиком аграрной Молдавии никаких народных партий, кроме эсеров, быть не могло, и Котовский был с ними близок добрую дюжину лет, пока и не вступил в ряды осенью 17-го, ни секунды не смущаясь террористическим мокрушничеством эсеровских боевок (большевики переманят его только в 20-м).
Однако задачей новых времен было именно деклассирование и беллетризация буревестников народного гнева: какой угодно гоп-стоп, разбой, фантомасия — только не политика. Если б в давние времена белый агитпроп всерьез озаботился развенчанием и демасштабированием красных харизматиков — лучших помощников, чем сценарист Другов, им и искать бы не пришлось. Котовский у него вышел дерзким, обаятельным и категорически рядовым человеком. Мимо на всех парах неслись история, революция и народная воля, а он, точно Груздев, никак не мог разобраться со своими бабами и пистолетами.