- Само собой. - Я достал из полевой сумки несколько тридцаток и бросил в общий котел.
Круглый медный таз дымился, рис лоснился жиром, а куски баранины - как червонное золото.
Мы уселись на старый, потертый ковер по-турецки. Подполковник, с глазами, спрятанными под густыми бровями, засучив рукава гимнастерки по локоть, поднял бутылку и разлил водку по граненым стаканам - не надо аптечных весов. Вытер губы, поднял стакан:
- Ну, фронтовики, поехали!
Челюсти работали с упорством мельничных жерновов при большой воде. Разомлели, подобрели.
- Песню, нашу, казацкую! - Майор со шрамом откашлялся и чистым тихим, тенором затянул:
Ах, Кубань, ты, наша родина!
Вековой наш богатырь...
В дальнюю даль летит его голос, ему вторит бас тамады, густой, сильный, а. между ними наши баритоны. Мы всячески стараемся свести небо с землей, слить в единство душевные разности. На сердце легкость, а между нами лад. Четыре солдата, и каждый из них лежал на ратном поле в обнимку со смертью. Вышагали, выстрадали, пряча под военной гимнастеркой рубцы...
Расходились за полночь.. Я ночевал вместе с капитаном в старом доме на пятом этаже у вдовы-солдатки, которая тепло приютила меня.
- Одним меньше, одним больше - все наши. Извините, постелю вам на полу, но бока ваши останутся целыми.
Утром мы всей, четверкой двинулись в штаб округа.
Дежурный офицер из отдела кадров взял мой пакет с документами, распечатал его, долго и внимательно вчитывался. Наконец спросил:
- Что вы хотите?
- Хочу обжаловать решение гарнизонной военно-врачебной комиссии.
- Хорошо, пишите рапорт на имя начальника отдела кадров.
Я получил направление в санитарную часть, ходил по врачебным кабинетам, сдавал анализы, прошел рентгеновский осмотр. Все это заняло около двух недель. Друзья мои получили назначения. Мы устроили скромное прощание. Наш тамада обнял меня:
- Ну, партизан, быть тебе живу! На комиссию особенно не надейся. Но тебя, кажется, знает сам командующий Северо-Кавказским фронтом генерал Иван Ефимович Петров?
- Точнее, не меня, а мою фамилию - по радио общались.
- В случае чего, иди на таран, по-партизански. Он-то тебя поймет.
- Еще здесь поборюсь.
- Правильно! И все же запомни совет.
На медицинской комиссии истуканом стою перед пожилыми врачами. В отчаянии начинаю приседания - десять раз и по всем правилам. Протягиваю руку, долговязому хирургу, который придирался больше всех:
- Вы пульс, пульс сосчитайте! Он даже не участился.
Председатель строго обрывает:
- Подполковник, цирковые номера в другом месте!
Хирург разводит руками:
- Куда уж вам, батенька. Грудь-то насквозь...
Когда шел сюда, внушал себе: "Не давай воли, сдерживайся от вспышек". Вспомнив об этом самовнушении, молча покидаю комнату.
...Полковник с Красной Звездой на выцветшем кителе посмотрел на меня поверх очков:
- Константин Николаевич, я ведь не бог. Не я, а медицинская комиссия вас уже вторично забраковала.
- Посмотрите на меня, товарищ полковник, руки, ноги - все на месте. Я же не на бал прошусь, в конце концов.
Он закричал:
- Не мешайте мне работать! Немедленно покиньте кабинет! Или прикажу силой.
- Это меня - силой?.. Ты кого гонишь, тыловая крыса?..
Полковник выскочил из кабинета. И тотчас появился капитан с красной повязкой на рукаве в сопровождении двух автоматчиков.
- Следуйте за мной, подполковник. Вас требует член Военного совета.
Меня ввели в приемную. Майор с седоватыми висками, выслушав рапорт дежурного, распорядился:
- Капитан, вы свободны. А вас, товарищ подполковник, прошу подождать. Доложу.
...В кабинете я увидел генерала - крупного, широкоплечего, с прямой спиной и рыхлым болезненным лицом. Награды - три ордена Красного Знамени.
Принял стоя, ладонью опершись на край письменного стола под зеленым сукном.
- Подполковник Тимаков по вашему приказанию явился, товарищ генерал! доложил по всем правилам.
- Явился - вижу... Редкостное явление. - Заплывшие генеральские глаза просверлили насквозь.
Я молчал.
- Шумишь, вояка? Такой срамоты здесь не видывали и не слыхивали. Война, мол, все спишет? Ни черта она не списывает... Давно в кадровой армии?
- Около семи лет, товарищ генерал.
- Умеешь наблюдать, к примеру?
- Учили.
- Значит, глазастый? А может, хвастун? Проверим. - Переступил с ноги на ногу. - Закрой глаза, да поплотнее. Скажи, что увидел в казенном кабинете?
- Разрешите начать с вас? - спросил, осмелев.
- Давай!
- Волосы редкие, седые, зачесаны справа налево. Брови густые, по краям отдают в рыжинку. Верхняя губа тоньше нижней, зубы вставные. Китель стар, но выглажен сегодня, локти потерты, на правом штопка...
- Ведь правда! - Генерал смеялся. - Открой глаза, подполковник!.. Ах какой солдат в тебе пропадает!
Я понял - конец!
- Да, - сказал он и кивнул на папку: - Подай.
Это было мое личное дело. Генерал взял его, перелистал.
- Медики дважды признали тебя негодным к военной службе; жди приказа о демобилизации.
- Несправедливо, товарищ генерал!
- Зря пороха не трать. Ты коммунист. Иди в партийные органы - будут рады.
- Как же, товарищ генерал? - Я еще не сдавался.
- Калек на фронт не посылают, Ты думаешь, я не пережил?.. Впрочем, глаза генерала стали лукавыми, - хоть ты и наблюдателен, но все же хвастун. Главного не заметил, вот так-то!..
Еще раз быстрым взглядом я окинул фигуру генерала, остановил глаза на его спине. Почему она такая прямая?
- Корсет, товарищ генерал?
- Сидеть не могу, так и стою манекеном...
- Позвоночник?
- Под Каховкой в сентябре сорок первого. Дорогу в твой Крым защищал... Осколком мины. Год провалялся.
- На вас же погоны!
- Думаешь, весело? Скажу по секрету: там было легче. Жизнь такие кренделя выкидывает - не соскучишься. Иди, фронтовик, извинись перед полковником.
* * *
Дежурный офицер из отдела кадров спросил меня:
- Где впервые призывались в Красную Армию?
- На Кубани, Тимашевским райвоенкоматом.
- Сейчас вам выпишут проездные документы до Краснодара.
Комендант станции Ташкент, внимательно просмотрев мои документы, отдал их, не глядя на меня:
- Вам не к спеху - ждите.
- Сколько? Час, два, три, сутки?..
- Для таких, как вы, у бога дней много.
Много, много... Что же делать? А? Ведь без комендантского талона билета мне не дадут. Протирать вокзальные скамьи?..
На большой скорости прошел воинский эшелон с зачехленными гаубицами. Дежурный по станции, пропуская его, высоко поднял зеленый флажок. Воинский эшелон, воинский... А что, если?..
Иду по путям, забросив "сидор" с запасным, бельем и сухим пайком за плечо. За пакгаузом окликнули:
- Стой, кто идет?
- Свои, ослеп, что ли?
Часовой взял винтовку на изготовку, затрещал милицейский свисток. Появился старший сержант с красной повязкой ни рукаве.
- В чем дело?
- Да ходют тут!
- Кто вы такой? - строго спросил сержант. Вытащив из кобуры пистолет, приказал: - Следуйте за мной!
Начальник эшелона - седоусый майор - отпустил дежурного и мягким голосом пригласил:
- Усаживайтесь, подполковник. И, если позволите, предъявите, пожалуйста, ваши документы. - Он вернул мне направление в Краснодарский крайвоенкомат. - Так, собственно, что вы хотите?
- Обогнать время. Меня, понимаете, на демобилизацию, да разве я на такое соглашусь! Окажите любезность, возьмите меня с собой.
- Но...
- Вот мой партийный билет, два временных удостоверения о наградах это все, чем я располагаю. Мне нужно, понимаете, срочно нужно встретиться с генералом Петровым, который знает меня лично.
- Что ж, не могу отказать фронтовику. Располагайтесь, подполковник.
5
Облака низко плывут над Краснодаром.
Накрапывает дождь. Сырой ветер с Кубани то в лицо бьет, то толкает в спину. В двух шагах от центра - город не город, а большущая станица: будто со всего края собрали сюда дома из красной цеглы под черепичными и оцинкованными крышами, расставили в садах с шелковицами, яблонями, с высокими тополями в вороньих гнездах, огородили заборами, на зеленых калитках приколотили таблички: "Во дворе злая собака".