— Слушай, а вдруг через десять лет можно будет иметь по трое детей, — подумал Данилов. — Ты что же, родишь?
— Рожу, — сказала Клавдия Петровна.
— А пока будешь терпеть?
— Я и терплю, ты сам знаешь…
— Впрочем, это все частности…
— Частности, — согласилась Клавдия Петровна. — Для меня частности. Я буду знать главное, а частности сами откроются. Но многие-то именно из-за частностей в очереди и стоят. Дуры есть замечательные. Ну и дураки тем более. Уж раз по пятнадцать рублей платишь, то и… А они… Некоторые думают, что через очередь пошьют шубы и пыжиковые шапки по себестоимости… Ждут и туфли на воздушной платформе… Одного типа, видишь ли, манит магический кристалл.
— А Кудасов, он-то что ходит?
— Не знаю. Наверное, и ему нужны какие-нибудь прогнозы. Я для Войнова тоже кое-что узнаю… Если мне его припрогнозируют.
— Или прифутуруют…
— Или прифутуруют… А может, Кудасов печется о службе… Тут многие со служебными болями…
— Ну вот, получишь ты прогноз. И что дальше?
— Дальше! В группе кроме системных аналитиков есть конструктивисты. Вон известный тебе Галкин, директор магазина. Скажем, узнаю я, в частности, что в восемьдесят шестом году мне понадобится пальто из моржовой кожи, и сейчас же запишусь к нему в очередь…
— И десять лет будешь отмечаться?
— И буду! Зато вовремя, даже чуть раньше получу вещь. Конструктивисты они у нас оттого конструктивисты, что все наши проблемы, осознанные аналитиками, будут конструктивно решать… Кому какие конструктивисты окажутся нужны, тот к тому в очередь и встанет… Кто к косметологу, кто к начальнику жэка… Но все это частности.
— Что же главное?
— Это тайна. Но я… — Тут улыбка слетела на перламутровые губы Клавдии. — А я уже знаю кое-что… То есть… У меня есть уже сведения… Я не все знаю, но я догадываюсь… Я не скажу, как я узнала и через кого… Но поверь мне… У меня есть одна сумасшедшая идея…
— Достаточно сумасшедшая?
— Конечно, достаточно. Достаточно безумная идея.
— Стало быть, и тебе нужны три карты?
— Ах, Данилов! — нежной ладонью Клавдия прикоснулась к его щеке, прошлое растеплив. — Если бы ты был Сен-Жермен… Нет, я уж сама все устрою!
— Но я зачем-то тебе понадобился, раз ты мне все это рассказываешь?
— Я и сама не знаю зачем… Может быть, зачем-то… Ну хотя бы ты поможешь восстановить потерянный номер. Скажешь им, что это ты был виноват с пятнадцатью рублями… Мои деньги хотел себе присвоить… Мы вместе пойдем, и ты им что-нибудь скажешь.
— А к чему тебе номер, если ты и так все узнаёшь?
— Нет. Я обязательно должна получить официальную справку. И потом, в очереди интересно… Разговоры… Люди… Знакомства очень полезные… Через три дня мы с тобой пойдем и восстановим номер…
— Но…
— Нет! Раз уж ты виноват… Раз уж пожадничал… И потом, вдруг я тебя в свою безумную идею посвящу, а?
Тут послышался страшный разбойничий свист. Машины на улице Горького вздрогнули и остановились. Бутерброды и венгерские слоеные пирожки, подпрыгнув с буфетной стойки, посыпались Данилову с Клавдией на столик. «Кармадон, что ли?» — подумал Данилов. Но вот машины поехали, колбасу уборщицы подняли с пола и положили обратно на хлеб, пирожки и бутерброды были возвращены в буфет, а Клавдия все стояла и жадно глядела на улицу, открыв перламутровый рот.
Глаза Данилова двинулись по следу ее, и Данилов увидел, как мимо кулинарного магазина не спеша прошел румяный Ростовцев с федоровской трубкой во рту.
Клавдия решительно запахнула шубу, направилась к двери, сказала Данилову: «Я тебе позвоню… Действуй по списку… Извини…» — и была такова.
Глава 8
Данилов вернулся домой за инструментом, чтобы ехать с ним в театр, и лифтерша-привратница, а их товарищество тратилось на привратницу, сказала Данилову, что его дожидается какой-то молодой человек, но она его наверх не пускает, ни лифтом, ни ногами, он подозрительный и несамостоятельно одетый.
Подозрительный человек тем временем встал с третьей ступеньки лестницы и сделал шаг в сторону Данилова. Шаг робкий, неловкий, при этом человек пошатнулся. Был он лет двадцати семи, худ и высок, хорошо выбрит, серую кепку держал в руке, а пальтишко имел действительно незавидное, осеннее.
Якобы по причине теплого воздуха возле лифта Данилов распахнул пальто и взглянул на индикатор. Нет, и теперь голая рубенсовская женщина в красных сапогах не осветилась внутренним светом. А озорник Кармадон, лицейский однокашник Данилова, мог ведь именно с серой кепкой возникнуть из эфира и в непохожем на себя виде. Хотя бы и погорельцем с ребенком в руке.