Тут Данилов не удержался и задал вопрос, какой непременно задал бы Миша Муравлев (и мой сын тоже):
— А они, эти волопасы, эти глиры, с Землей-то контакт не хотят установить?
— Они-то, может, и хотели бы, да у них ничего не выйдет, — сказал Кармадон. — Да и на кой вам контакт-то с ними, с беспробудными! А им с вами! Я им теперь таких сновидений насочинил…
И Кармадон опять зевнул. А левый глаз его стал туманиться. «Нет, он здорово изменился, — подумал Данилов, — постарел или действительно смертельно устал. Осунулся. Серьезный, даже удрученный какой-то, а тоже был шалопай».
— Я тебе сейчас постелю, — сказал Данилов, — ты у нас и отоспишься. Хоть обе недели спи.
— Нет, Данилов. — Кармадон встал. — Я не могу расслабиться… Я уж и так… Иначе я… Какой же я иначе ас? Ты прости, но я сейчас тебя покину… Мне нужно побыть синим быком.
— Тебе со мной скучно… Или я…
— Ты не обижайся и не предполагай плохого… Просто последние годы на этой Сонной Моли я только и думал: вот выпрошу премиальную прогулку на Землю и побуду там синим быком… Хоть неделю… А потом я вернусь…
— Где же ты собираешься им побыть?
— Где-нибудь… Где тепло…
— Но я отвечаю за твою безопасность.
— Данилов, — Кармадон улыбнулся, даже несколько по отношению к Данилову снисходительно, — я теперь стал сильный и жестокий.
— Я не собираюсь опекать тебя. Но я хорошо знаю Землю и мог бы хоть советом уберечь тебя от неловких ситуаций… Тепло сейчас в Африке. Но там тебя попробуют заставить пахать землю, а гуляющий свободно — ты будешь странен. Быков любят в Испании и в Южной Америке, но любят их любовью особенной, и вдруг эта любовь на корриде тебе не понравится?
— Разве все это важно?
— Ну смотри…
— Давай выпьем на посошок! И я пойду.
Опять в руке Кармадона появилась бутылка глицеринового ликера «Северное сияние», и раскрошенная шпрота стала плавать в воздухе возле его рта. Данилов поднял бокал с коньяком. Выпили. Закусили. Кармадон был в банном халате и тапочках на босу ногу, так и пошел к двери. Верен он был старой наивной привычке дедов исчезать через те же отверстия, в какие и появился.
— Ну будь здоров, Кармадоша, — сказал Данилов растроганно. — Ни пуха тебе, ни пера!
— К черту! — сказал Кармадон, вышел на лестничную площадку и рассыпался в воздухе.
Глава 10
Данилов вернулся тогда на кухню и в задумчивости отпил глоток коньяка. «Что же я его Кармадошей-то назвал! — расстроился Данилов. — Нехорошо вышло. Разве он мне теперь Кармадоша!..» Данилову стало стыдно. Слабость свою в момент расставания он склонен был приписать действию на голодный желудок алкоголя, а потом и софийского седла барашка, от которого Данилова чуть ли не разморило. Но все равно чувство стыда и неловкости не прошло. Бедным, жалким провинциалом, пустившим слезу умиления перед влиятельным гостем, ощущал себя Данилов, хотя слезу и не пускал. Не раз подмывало Данилова сказать Кармадону о времени «Ч», попросить совета, а то и поддержки, но неприлично было бы сразу же заводить с гостем разговор о делах. А вдруг Кармадон знал о времени «Ч»? Данилов вспомнил все его слова и посчитал, что вряд ли. Да и стал бы тогда Кармадон шутить с Мосгазом! А впрочем, кто знает… Но как изменился Кармадон! Остепенился, осунулся от серьезного отношения к жизни, даже вышел в асы со спецзаданием! Но ведь и сам Данилов изменился, в иную, правда, сторону. Ни советчиком, ни приятелем не мог теперь Кармадон прийтись Данилову, в крайнем случае — знатным покровителем. Но Данилову ли просить о подачках!