После обеда мы гуляли по площади, тётя Нина увела дочь подальше от нас с отцом — эта мудрая женщина оставила нас поговорить, я ещё не говорил с отцом с момента их приезда в город.
— Спасибо, сынок, — сказал отец, когда Лиза с матерью достаточно отдалились от нас, чтобы не слышать нашего разговора. Странно, а может, это было нормальным, но мне очень легко было называть его отцом. Я улыбнулся, чтобы ему было легче говорить.
— Всё в порядке, пап, я уже давно хотел, чтобы вы жили со мной.
— Надеюсь, вода скоро спадёт и состояние дома не будет слишком плачевным, — вздохнул он, напомнив мне, что они вовсе не собираются оставаться жить у меня.
— Вы собираетесь уехать, после того как всё наладится? — спросил я то, что больше всего угнетало меня.
— Наверное, — всё же в его голосе звучала неуверенность — это меня обнадёжило, — не хочется стеснять тебя, сынок.
— Пап, ты серьёзно? Ты видел мой дом, скорее, там раздаётся эхо, потому что там нет людей, а ты говоришь какие-то глупости про стеснение. — Мы шли по каменной тропинке, и здесь было действительно тихо — самое место для подобного разговора.
— Всё равно это как-то неудобно, — он замялся, я чувствовал, что он хочет сказать, но я никогда не осуждал его, тем более сейчас.
— Отец, перестань, мы говорили об этом много лет назад, ни к чему возвращаться к тому разговору, если ты хочешь сделать для меня что-то хорошее, пообещай, что хотя бы подумаешь о том, чтобы остаться. Ну, или хотя бы погостите дольше, чем планировали, — согласился я на компромисс. Отец удовлетворенно вздохнул и похлопал меня по спине.
— Не сердись на неё, — вдруг сказал он.
— Я и не сержусь.
— Тем не менее ты понял, кого я имел в виду, — усмехнулся он.
— Понял, — согласился я, тоже улыбаясь.
— Если ты ждёшь, что я скажу, что она на самом деле не такая, ты ошибаешься — она на самом деле такая, — ответил отец. — У Миры, и правда, тяжёлый характер, думаю, это потому, что в детстве она много времени проводила в больнице, а не со своими сверстниками, — тяжело вздохнул он.
— Возможно, но думаю, всё будет в порядке, — попытался я его приободрить. Я знал, что сейчас он уже думает не о характере дочери, а об её неизлечимой болезни, если конечно она была неизлечимой, ведь я толком ничего не знал об этом.
Восторженный голос Лизы известил меня о том, что наше с отцом уединение прервано и восстановлению не подлежит, по крайней мере сегодня.
— Папа, смотри, здесь продают тот самый пломбир, что ты покупал нам с Мирой в детстве, — эти слова больно кольнули по сердцу, напомнив, что мне в детстве некому было покупать мороженое. Я постарался улыбнуться, думая о том, что моя вторая сестра, несмотря на то, что была моей ровесницей, порой вела себя как ребёнок, хоть это и умиляло. Они купили мороженого, которое так сильно напомнило его сестре о детстве, покружили ещё немного по парку и единогласно решили, что прогулок на сегодня достаточно.
Мы были дома, когда солнце уже скрылось за горизонтом, но вечерние сумерки ещё не успели затемнить улицы. Отец с тётей Ниной, обнявшись, медленно прошли в дом. Лиза задержалась на минуту, чтобы поблагодарить меня за прогулку, перед тем, как догнать родителей, я улыбнулся сестре и снова сел в машину, чтобы поставить её в гараж.
Когда я зашёл в гостиную, первым, что я увидел, была вскакивающая домработница, которая по каким-то причинам ещё была здесь, затем мой взгляд упал на незнакомое мне лицо и, не задерживаясь на нём, переместился в сторону. Уже через секунду я снова смотрел на незнакомку — это была моя сестра, это была Мира. Она постриглась, оставив свою длинную хулиганскую чёлку, и та по-прежнему скрывала большую часть её лица, но её длинных густых волос не было, на их месте была стильная короткая стрижка с взъерошенной укладкой — теперь она выглядела как настоящий подросток с замашками эмо. Меня отвлёк от моих мыслей беспокойный голос моей домработницы,
— Я, пожалуй, пойду, — пролепетала она.
— Татьяна Львовна, я Вас провожу, — это уже голос моей сестры, она уже встала и прошла мимо меня вслед за домработницей, которая остановилась возле меня, чтобы сказать ещё что-то:
— Простите меня, Владислав Сергеевич, мне так неловко, — оправдывающимся голосом пыталась она извиниться. Я — человек, который большую часть своей жизни чувствовал непрекращающееся одиночество — никогда не позволял себе сблизиться с людьми, которые работали на меня, и считал это правильным, потому что человек, зависящий от тебя, не может быть искренним. По крайней мере, я был твёрдо уверен, что это было именно так, до сегодняшнего вечера. Моя домработница провела весь день с моей сестрой и, судя по тому, что она находилась за столом в моей гостиной, мило беседуя с Мирой, которая меня почти ненавидела, то в чём-то я ошибался. Хотя это тоже можно было оспорить: это не Мира платит ей зарплату, а я, и моя домработница не является побочной родственницей моей сестры, так что всё объяснимо и всё обстоит именно так, как я привык считать до сих пор. Я слабо кивнул Татьяне Львовне, и она поспешила к двери, Мира одарила меня неприязненным взглядом — о Боже, что я сделал плохого этой девочке — и прошла за ней. Я стоял и наблюдал, как девушка-подросток, сестра хозяина дома, и немолодая женщина, служанка, прощаются как две подруги. Я усмехнулся, в очередной раз убедившись, что я совсем не понимаю свою сестру.
Ужин был просто восхитителен, или же я был слишком голодным, но я съел всё, что попало на мою тарелку, подозревая, что всё это приготовила моя сестра, отдавая предпочтения собственным вкусам. Все по очереди одобрили решение Миры постричься, как всегда с особым энтузиазмом отреагировала Лиза, я посчитал нужным промолчать, чтобы снова не раздражать сестру своими высказываниями.
После ужина отец с тётей Ниной остались в гостиной, чтобы просмотреть сводки новостей в надежде услышать об изменениях, происходящих в родном городе, Лизка пошла к себе в комнату, по дороге восхищаясь скоростным интернетом, а Мира молча направилась в кухню — мыть посуду. Эта мысль заставляла меня чувствовать себя неуютно, зачем она это делала? Каждое утро приходила Татьяна Львовна, она бы просто выполнила бы ещё одну часть своей работы. Но нет, сестру нельзя было переубедить, она не позволяла помочь себе даже матери. Тётя Нина объяснила мне, что таким образом она выражает мне свою благодарность, я предпочёл бы, чтобы она со мной разговаривала, но я подозревал в её поступке завуалированную неприязнь ко мне, поэтому не мог с ней бороться.
Перед тем как уйти к себе, завтра я уже должен был вернуться к работе, снова простоял в дверях кухни, наблюдая, как сестра моет посуду, игнорируя посудомоечную машину, а я не мог заставить себя заговорить с ней. Помедлив ещё, я дождался, пока она поставит в шкаф последнюю чистую тарелку, затем развернулся и ушёл, прежде чем она могла обернуться.
====== Глава 4 ======
МИРА.
Сегодня я избавилась от своих волос. Нет, не полностью, как-то некомфортно ходить лысой, но короткая стрижка стала хорошей альтернативой. Чёлку я решила оставить, привыкла прятать за ней своё лицо от назойливых знакомых и любопытных взглядов прохожих, сейчас самое время спрятаться от ненормального братца. У него входит в привычку раздражать меня своим присутствием, когда я сбегаю из-за стола на кухню, или он проверяет, тщательно ли я мою его тарелки? Это бы меня успокоило. Слава Богу, он ушёл, после того как я сложила посуду на место, не хотелось с ним разговаривать, да и не о чем. Я тоже пойду в свою комнату. В коридоре услышала звук включенного телевизора, — родители собирались смотреть новости — решила зайти к ним.