- Что?
- Обалдеть, - выдал тот комплимент, а Нина поспешила скрыться с его глаз. Дошла до своего
туалетного столика и без сил опустилась на стул. Провела ладонью по шее и груди, будто
вытираясь. Через несколько минут Грета подошла сзади и наклонилась к ней, облокотившись
на спинку стула. Разглядывала Нину в зеркале.
- О тебе уже спрашивают, - с провокационной улыбкой проговорила она.
Нина непонимающе взглянула.
- Кто?
Гретка усмехнулась.
- Если бы абы кто, я бы не говорила. Заинтриговала ты кое-кого. Солидного.
Нина взяла влажную салфетку и принялась стирать макияж.
- Даже не говори мне ничего, - попросила она. Грета скривилась.
- Что ты нелюдимая такая? Неужто и, правда, своего Пашку любишь? До сих пор?
- Не в этом дело. Люблю или не люблю, но я не хочу неприятностей. У меня ребенок, больше
меня ничего не интересует.
- Ну и дура. - Грета голос понизила. - Я же тебе говорю, здесь случайных людей не бывает. Чего
теряться-то? А ты красивая девка, и нечего мне про ребенка рассказывать, это здесь совершенно
не причем. Или я Степку своего не люблю? Но жизнь-то одна.
Нина взглянула удивленно.
- Ты не говорила, что у тебя сын есть.
- А чего про него говорить? Здоровый лоб уже, четырнадцатый год. Или думаешь, его волнует, как я деньги зарабатываю? Ему подавай компьютер новый, велосипед и денег на Макдональдс.
Так что, - она положила руку Нине на плечо, - пока можешь, устраивайся. Кому ты будешь
нужна лет через десять?
Нина все-таки улыбнулась.
- Я подумаю, спасибо.
Грета шутливо постучала своим пальцем ей по лбу.
- Нечего тут думать. – От Нины отошла и покрутилась перед зеркалом, разглядывая свой наряд.
– Одна ты всё равно не останешься, - нараспев протянула она, - мужики-то не слепые.
Нина на стуле развернулась.
- Грет, ты чего меня сватаешь?
- Да кто тебя сватает? Я тебя уму разуму учу. Кто кроме меня?
- Действительно, - проговорила Нина в сторону, недовольная темой разговора.
- Витя уже предлагал тебе время для второго выхода?
- Нет. И я не уверена, что мне это нужно.
- Ты с ума сошла? Последнюю неделю обвал посетителей, мужики как с ума посходили, ходят
на тебя посмотреть. – Грета наклонилась к ней, опираясь о край туалетного столика. – Нина, Витька, конечно, жмот, но он знает, когда нужно уступить. И если он предложит, ты
озолотишься. Серьёзно.
26
Нина откинулась на стуле, ногой оттолкнулась, чтобы кресло отъехало назад, и это позволило
бы ей быть подальше от Греты, та ей практически в лицо дышала.
- Я не собираюсь здесь оставаться. То есть, я отработаю, сколько обещала, но оставаться здесь я
не хочу. Мне просто нужны деньги. Ты это знаешь.
- Деньги всем нужны. И именно их я тебе и предлагаю.
Нина принялась разглядывать свои ногти. Конечно, то, что говорила Грета, было поводом
задуматься, но у Нины было такое ощущение, что «Тюльпан» её затягивает, как болото, а ведь
она здесь меньше двух недель. Раньше она так к этому заведению не относилась, приходила
днём, а через пару часов убегала со спокойной душой. И не принимала всерьёз разговоры и
рассказы девчонок, что здесь работали постоянно. А оказавшись с ними в одной лодке,
опомнившись от первых бурных и не слишком приятных эмоций, поняла, что вырваться отсюда
будет непросто. Как не отгораживайся, а совсем скоро отношение к ней станет соответственное, она стриптизерша, а это, в глазах обывателей, почти то же самое, что и проститутка. Только
положение более легальное.
Из «Тюльпана» Нина всегда уходила через заднюю дверь. Переодевалась в привычные джинсы
и футболку, забирала волосы в хвост, и спокойно выходила, и даже если на стоянке перед
клубом сталкивалась с посетителями, обычно на неё не обращали никакого внимания. Украдкой
махала рукой девчонкам, с которыми работала, если замечала их. На улице они обычно
появлялись в компании своих кавалеров, и Нина, ожидая в сторонке такси, наблюдала за ними.
Как Грета справедливо заявила: в «Тюльпане» было мало случайных людей. Мужчины
приезжали на дорогих машинах, носили хорошие костюмы, а в клубе тратили большие деньги.
И далеко не все были приятными субъектами, или попросту безопасными. Вот, например, тот
же Изланов, из-за которого Рита с Илоной ссорились без конца, и который, по мнению Нины, морочил голову обеим, причём не без удовольствия, был типом неприятным, и внешне, и по
характеру. Ему удовольствие доставляло наблюдать за бесконечной кошачьей дракой, при том, что дома его ждала жена, о чём Нине было доподлинно известно. И таких, как он, в клуб
каждодневно захаживало с десяток, а Витя Жаба привечал всех и каждого одаривал
приветливой улыбкой и заверениями, что в стенах его заведения им ни в чём отказа не будет.
Нина же удивлялась на девчонок, которые, на самом деле, ругались из-за этих испорченных
кобелей, и, кажется, даже надеялись на что-то. Правда, некоторым всё же хватало ума просто
брать от мужчин то, что они в состоянии предложить, и этим довольствоваться. Но это хоть и
было более умно, но больше смахивало на продажу себя. Для такого нужно обладать
характером, честно признаться себе, чем ты занимаешься, не прикрываясь романтической
чепухой.
Дома Нина теперь появлялась ближе к полуночи. Зинаида Тимофеевна встречала её молча, не
задавала вопросов, получала пятисотрублёвую купюру, и довольная, как казалось Нине,
уходила. А она, закрыв за пенсионеркой дверь, заглядывала к дочке, которая в это время уже
спала; стараясь не шуметь, убирала альбом и книжки, а потом наливала себе горячую ванну. С
тех пор, как начала работать, снова стала зависеть от музыки, под которую танцевала. Она
крутилась и крутилась в голове: после репетиций, после конкурсов, теперь вот после выхода на
сцену. И избавиться от навязчивой мелодии можно было, только полностью расслабившись.
Помогала горячая ванна и тишина. А ещё чувство вины из-за того, что теперь не может читать
Арине на ночь сказки, нарушив их многолетнюю традицию. Конечно, с дочкой они
договорились, и читали вместе днём, и Арина не возражала и не расстраивалась, по крайней
мере, не показывала этого, но Нина всё равно чувствовала вину. Оставлять ребенка вечером, позволять укладывать дочку спать практически чужому человеку, это любой матери будет
неприятно. Но выхода не было.
Полчаса в тишине – и мелодия, наконец, отвязалась. Выйдя из ванной, Нина закуталась в
махровый халат, поставила чайник на газ, потом влезла на табуретку и нащупала на угловом
кухонном шкафчике железную банку из-под печенья. Прижала её к груди, как своё главное
сокровище, на пол спрыгнула, и с некоторым душевным трепетом, открыла крышку. Внутри,
аккуратно свернутые, лежали купюры крупного достоинства. Их пока было немного, но они
27
были, и это вселяло уверенность. Появилась хоть какая-то стабильность. Нина начала
откладывать на вступительный взнос в художественную школу, ну и просто на «чёрный» день, если до этого дойдёт, и если получится на него хоть что-то отложить. Пересчитала деньги, хотя, точно знала сколько там, потом достала из кошелька пару тысяч и пополнила заначку.
- Мама.
Нина резко обернулась, в удивлении воззрилась на дочь.
- Ты почему не спишь?
Арина стояла, прижимаясь к дверному косяку, в яркой пижаме с Гуффи, и смотрела на неё
серьёзно, точнее, на деньги в её руках. Нина вдруг засуетилась, чего-то испугалась, а деньги
поспешила убрать обратно в банку. И потом уже поманила дочку к себе, посадила на колени и
обняла, уткнувшись носом в её распущенные волосы.
- Ты почему не спишь? – поинтересовалась она, на этот раз шутливо. В щёку Арину поцеловала.