— А Клара?
— Клара?
— Он ведь для нее делал ларец. И называл своей жемчужиной.
— А еще своей надеждой и своим даром, да-да, даром точно, — напомнила Люси.
— Он был тем еще ловеласом, это известно.
— В монастыре? — уточнила я.
— Не знаю. Будем потихоньку разбираться. И только сами. Никого не посвящая.
Он глянул свирепо.
— Да, — согласилась Люси. — Клару мы никому не отдадим.
И Таддеа Фабриани, добавила я про себя, ее тоже не отдадим.
Лео лежал на своей подушечке, устроив голову на лапах, и расширенными глазами наблюдал за происходящим. Наверное, на его памяти такой переполох впервые.
Когда мы двинулись в путь, уже порядком стемнело, пастельно-туманные краски дня уступили сцену безоблачному ночному небу, усыпанному звездами. Я почти не видела здешних ночей, если не считать того раза, когда мы возвращались домой с Маттео и мало что замечали. Венеция преобразилась, стала таинственной, манящей и эффектной, даже слегка опасной. Мы шли пешком по узким темным улочкам к Сан-Марко, к живой музыке, к сияющим огням и праздной толпе. Люси взяла Маттео под руку, а меня сопровождал Лео. Вспомнился тот далекий, столетней давности вечер, когда мы с Лео, тогда еще Джакомо, сидели за нашим дальним столиком во «Флориане», такие оба потерянные и запутавшиеся, что даже музыки не слышали. И вот мы снова здесь, он на плетеном кожаном поводке, а я в компании двух друзей — нет, трех, Лео, дорогой мой, ты же мне совсем как родня.
Я была в платье из тридцатых — Мейнбохер, как отрекомендовала его Люси, с умилением захлопавшая и ладоши и засмеявшаяся, когда я его примерила. Темно-синее в белую крапинку, шелковое, когда-то «дневное», а теперь вполне годящееся для вечера. Не привыкшая так подчеркивать формы, я чувствовала себя роковой женщиной — в белом кашемировом кардигане с пуговицами из стразов, в «мейнбохере» из другой эпохи, обвивающем плечи. Словно я всю жизнь не вылезала из парижских комиссионок. Я смотрелась обворожительно.
Мы все смотрелись обворожительно. Интересная компания. Никогда мы еще не выходили таким составом. Нас объединяли общие тайны. Я шла как во сне, где исполняются все желания — каждый шаг, каждый камень сулил чудеса, и Лео очаровательно задирал лапку на каждом углу.
Мы шли через площадь. Огни и мелодии, парящие в этом грандиозном просторе, волновали воображение; мы улыбались друг другу и Лео, который вел нас за собой, крохотный, но величавый. У Канала мы повернули направо и перешли через мост, где нас дожидалась заказанная Ренцо гондола — Венеция в полном объеме. Мы проплыли совсем немного, всего несколько кварталов — если они здесь тоже кварталы, конечно. Впервый раз я каталась на гондоле. Вода возбуждала, солоноватый запах моря обволакивал и бодрил. Гондола причалила к площадке рядом с красивым узким готическим зданием, втиснутым между двумя палаццо побольше и понаряднее, из более поздней эпохи. Это и был Университетский клуб, если верить начищенной латунной табличке у залитого огнями входа, к которому мы поднялись по ступенькам с воды.
Нас встретил услужливый молодой англичанин в костюме.
— Буона сера, — поздоровался он, едва заметно поклонившись Люси. — Прошу вас, сюда. — Он повел нас по лестнице, потом по коридору к деревянной полированной двери, которую открыл, не забыв вежливо постучать. — Профессоре, ваши гости, — объявил он.
Мы вошли в покои великого Ренцо Адольфуса, выдающегося специалиста по Возрождению.
От этой комнаты захватывало дух. Огромные окна, выходящие на Гранд-канал — видно, как отражаются и блестящей воде огни домов на другом берегу, — потускневшие, но прелестные фрески на потолке, ангелы с распростертыми крыльями, возносящиеся к пышным розовым облакам, изысканная лепнина, безумная каминная полка, старинные картины по всем стенам. Под самыми окнами на широком столе с белоснежной скатертью горели свечи в окружении серебра и хрусталя. У камина вокруг низкого резного столика в солидных кожаных креслах сидели трое.
Выбравшись из кожаных объятий, профессоре с коварной лисьей улыбкой шагнул к нам.
— Проходите, проходите, добро пожаловать! — рас сыпался он в любезностях, с преувеличенным почтением поднося руку Люси к губам.
Мою руку он поцеловал куда небрежнее, а Маттео просто похлопал по плечу. Натуру не спрячешь.
— Марко вас встретил на лестнице? — уточнил профессоре.
— Да-да, Ренцо, так предусмотрительно, спасибо. Мы отлично прогулялись до набережной и прелестно прокатились. Лео на площади был храбрецом и очень благодарен, что его тоже взяли с собой. Можно его пустить на пол? — попросила Люси.