Светлый образ идеального джентльмена Бардина неумолимо тускнел. Армянский мужчина Ваграм свое мнение высказал определенно: никакой случайной травмы. Касе, на его корте, влепил именно муж.
«Это ведь какая интересная схема получается! – задумался Дима. – Муж ее, получается, бил. Двадцать четвертого апреля ударил в очередной раз. А двадцать шестого – утонул в собственной ванне. Кася в это время, правда, в Питере была. Но это и логично: обеспечила себе алиби. Похоже, у нее был сообщник. Кто, интересно? Не партнер ли по миксту?»
Супертема! Не просто о насилии в семье материал может получиться – но о том, что русские женщины не так и безропотны.
Надо попробовать прижать эту Касю. Вдруг расколется?
«Прижимай, – хихикнул в ухо внутренний голос. – Продолжай добивать беззащитную».
Полуянов приуныл. Кася – возможно – виновна. Но обвинять ее на всю страну в передаче Могилева – без единого доказательства – было довольно подло.
Как там в пословице? «Ради красного словца не пожалеет и отца?»
«Зато звездой стал, – подленько шепнул внутренний голос. – Не стыдно?»
И Полуянов поддался порыву. Чеверьково – совсем рядом с домом Бардина. Надо – в первую очередь – ехать туда.
Кася имеет полное право высказать ему все. А его долг – как мужчины и журналиста – сначала извиниться перед ней и лишь потом продолжать расследовать дело.
В фильмах возле дома знаменитости, где только что случилась трагедия, обязательно трутся телевизионщики и любопытные. В реальности улица перед коттеджем Бардина оказалась абсолютно пуста. Холодина, небо серое, то и дело срывается дождь. И это называется апрель!
Дима остановил машину у ворот и нажал на кнопку домофона. Приготовился: Кася пошлет его с порога.
Но печальный женский голос отозвался:
– Вы Дмитрий Полуянов? Здравствуйте. Я сейчас открою. Заезжайте во двор.
Он не ожидал, что бастион падет настолько легко.
Ворота распахнулись, Полуянов припарковал машину. Кася, в пуховом платке поверх домашнего костюмчика, встретила его на крыльце. Лицо еще больше исхудало, глаза казались несусветно громадными. Синяк на щеке посветлел.
Она вымученно улыбнулась:
– Вы с добром? Или свою версию пришли подтвердить?
Дима всегда знал, что сказать женщине. А сейчас – чуть не впервые в жизни – не нашелся.
Она пригласила:
– Пойдемте в дом. Нет-нет, не разувайтесь.
Вдова провела его в кухню-гостиную. Немедленно поставила чайник и потянулась доставать чашки.
Дима сказал:
– Кася, подождите. Мне нужно с вами поговорить.
– Слушаю. – Она обернулась.
Он опустил голову:
– Простите. Я очень виноват перед вами.
Ее глаза заблестели, бархат ресниц задрожал.
– Что?
– Я виноват, подставил вас. Вчера на ток-шоу я решил щегольнуть – привел, как мне казалось, интересную статистику. А фактически получилось: вас обвинил. Извините меня за слабость! Вы, конечно, знаете принцип ток-шоу: обязательно говори, хоть что-то. Я сказал то, что причинило вам боль. Я не имел права этого делать.
Она поглядела с изумлением, прошептала:
– Вы… вы это серьезно? – И вдруг улыбнулась: – А я на вас в суд хотела подавать.
– Подавайте. Имеете полное право, несмотря на мои извинения. Но знайте: я пришел к вам не потому, что испугался суда. Просто на душе после вчерашней передачи очень паршиво.
Ее голубые озерца заблистели слезами:
– Вы такой удивительный! А я думала… весь мир против меня ополчился.
И Кася радостно добавила:
– Но теперь мы точно будем пить чай! Я испекла шарлотку.
Дима строил в уме много сценариев встречи с Касей – но подобного никак не ожидал.
Девушка сбросила с плеч пуховый платок. Домашний костюмчик болтается, ручки тоненькие. Что за контраст с мощными Надиными статями! И шарлотка оказалась совсем не приторным яблочным пирогом, к которому привык Полуянов.
Кася виновато произнесла:
– Если не понравится, сразу скажите. Она диетическая, из овсянки и йогурта обезжиренного.
И хотя Дима считал здоровой пищей кусок доброй свинины, диетическая шарлотка сама растаяла во рту.
Он похвалил:
– Вкусно.
– Понравилось? – просияла вдова, вскочила и положила ему на тарелку новую порцию.
Полуянов – ясное дело! – ехал сюда не только извиняться. Но вместо того, чтобы задавать вопросы по делу, он послушно умял шарлотку, а потом и саттвичные конфеты из меда, сушеной дыни, семян кунжута и орехов пекан.
– В них всего семьдесят килокалорий, – похвасталась Кася. – А в обычных – почти пятьсот.
И вдруг всхлипнула:
– Это я еще Сашеньке делала. Он ненавидел диеты, но мои конфетки с удовольствием ел.
Дима боялся слез, но девушка стиснула зубы и решительно промокнула глаза салфеткой. Выглядела она сейчас маленьким, задиристым и смешным сыном полка в форме не по росту.
Кася тихо сказала:
– Я, может быть, плохая, не всегда была добра к Саше. Но я его не убивала. Вы ведь за этим пришли?
Выглянуло солнце, подсохшие слезы в уголках глаз сверкнули бриллиантами. Диме вдруг отчаянно захотелось обнять, утешить, помочь.
Кася поспешно продолжала:
– Вы там говорили на передаче: ищи, кому выгодно, кто наследник. Так вот знайте: у нас был брачный контракт. В случае развода я не получила бы ничего. И завещание у Саши тоже есть. Дом достается его маме. Мне – только машина. А сбережений у нас и не было никаких.
– Э… и почему вы согласились на такие условия?
– Потому что я выходила замуж за человека, а не за его деньги.
– А кто был инициатором брачного контракта, завещания?
– Ну… мы-то с Сашей вообще ни о чем таком не думали. И делить было нечего. Когда поженились, он меньше меня получал. Потом дела пошли, мы начали строить дом. Муж уговорил меня бросить работу. А его мама очень боялась, что я хищница, выжму все соки, оттяпаю имущество. И потащила к нотариусу, хотя Саша не хотел. Но я не возражала – и он, в конце концов, поддался на мамины уговоры.
– Свекровь вас не любит?
– А хоть Кейт Миддлтон будь, – печально улыбнулась Кася. – Саша до тридцати пяти лет прожил с мамой, был для нее – всем. И тут появляюсь я. Соперница! Да еще без высшего образования, медсестра, приезжая. Пока Саша оставался в театре, кое-как общались. Но когда он начал карьеру в кино делать, Ольга Петровна совсем осерчала. Хотя радоваться бы надо!
Кася умолкла, потупилась. Дима тоже молчал.
Потом она вдруг спросила:
– У вас диктофон есть?
– Зачем?
– Вика, Сашин пресс-секретарь, вчера на меня насела: память о Саше, только хорошее. Я поддалась, а теперь думаю – все равно ведь узнают. Поэтому хочу правду вам рассказать.