Уголок рта Юэ Чэньцина нервно дернулся, когда он услышал подобный продажный слоган. Юноша подумал: «О, нет, этот парень на самом деле использует имя Гу Мана, чтобы продавать свою выпечку! Это вообще нормально? Он точно навлечет на себя беду!»
Ему захотелось подойти и отругать наглого торговца, но тут по его обонянию ударил одуряющий аромат свежеиспеченных лепешек. Юэ Чэньцин проглотил слюну вместе с ругательствами.
Его праведный гнев вылился в:
— Дайте мне одну.
— Вот, добрый господин! — торговец достал из очага подгоревшую желтую оладью, положил ее в пакет из промасленной бумаги и протянул гостю, стоявшему перед ним. — Возьмите его и хорошенько подкрепитесь. Эту бинцы нужно съесть, пока она горячая!
Юэ Чэньцин взял ароматную оладью и надкусил ее с хрустящим звуком. Из золотой поджаренной оладушки выступило горячее масло. Слой за слоем вкус пшеничных отрубей, фарша и перца раскрылся на его языке. Рот наполнился слюной, и он проглотил ее с аппетитным кусочком.
— Восхитительно, — удовлетворенно выдохнул он.
— Еще бы! Мои двойные кунжутные лепешки лучшие в мире, — гордо похвастался Ван Эрмази. — Даже этот красавчик Гу Ман, когда вернулся в город с победой, съел пять или шесть штук в моем ларьке!
Похваставшись, он не забыл добавить:
— Однако, я должен был еще тогда понять, что тот, кто носит фамилию Гу[3], в конечном итоге станет предателем и псом на службе у мятежников. Этот старик должен был еще тогда подмешать яд в тесто для моих оладьев, чтобы спасти людей от его злодеяний.
[3] Одно из значений фамилии Гу 顾 Gù «в другую сторону», «наоборот» — можно трактовать как «перевертыш».
Юэ Чэньцин прожевал оладью и сказал:
— Не стоит так неосторожно бросаться словами. И вашему заведению нужно как можно скорее изменить слоган.
Глаза Ван Эрмази расширились:
— Уважаемый офицер, но почему же?
— Какие бы ни были причины у этого офицера говорить так, для вас было бы лучше послушаться его совета, — Юэ Чэньцин откусил большой кусок от своей оладьи и продолжил с набитым ртом: — В ближайшее время мы не собираемся развязывать войну со страной Ляо. Боюсь, армия будет дислоцироваться на этих рубежах еще от трех до пяти лет. Если продолжите в том же духе, имя Гу Мана будет постоянно на слуху... — его улыбка стала зловещей, когда он закончил, чуть понизив голос: — Хей-хей, поостерегитесь тыкать иголкой в больное место сильных мира сего.
Хотя Юэ Чэньцин не назвал имя этого «сильного», но было совершенно ясно, что он имеет в виду маршала Мо Си.
Мо Си, носивший пожалованный ему прежним государем титул князя Сихэ[4], был выходцем из уважаемой семьи Мо, одним из четверки Великих Генералов Мо, включающей, помимо самого Мо Си, его отца и дедов по материнской и отцовской линии. Учитывая такую сокрушительную родословную, никого не удивлял тот факт, что Мо Си обладал потрясающим талантом в части духовной силы. Практикуя духовное развитие под руководством самых строгих старейшин в стране, на текущий момент он считался лучшим генералом Чунхуа.
[4] Сихэ — богиня, родившая 10 солнц и ведавшая упряжкой драконов в огненной колеснице.
А ведь ему было всего двадцать восемь лет.
Благодаря воспитанию своего клана, Мо Си имел холодный, остро заточенный, как лезвие клинка, темперамент и всегда держал свое слово. Отец Мо Си неоднократно предупреждал его: «нежные объятия хоронят героев, без крайней необходимости не касайся женщин и всецело посвяти себя ратному делу». Поэтому Мо Си всегда сохранял разум чистым, держал в узде порочные желания, и считался чрезвычайно добродетельным человеком. Можно было бы сказать, что за двадцать восемь лет своей жизни он не допустил ни одной серьезной ошибки.
Если бы не Гу Ман.
Их общее прошлое было как черные чернила на бумаге, как грязь на снегу, как капля девственной крови на белой простыне постели благородного господина.
Гу Ман был тем самым несмываемым пятном на его жизни.
Наступила ночь.
За пределами пограничной крепости чистый тонкий голос разорвал черную песчаную бурю, он свободно поплыл по пустыне, постепенно рассеиваясь на ветру, как душа покойника.
— ...Молодые листья яшмового чая с дождем наполнили озеро. Золоченую дверь в мой терем осветило солнце. Все влюбленные пьют вино и поют любовные песни. Посмотри, даже бессердечные муравьи имеют чувства...[5]
[5] Отсылка к пьесе «Сон Нанькэ» поэта Тан Сяньцзу (о путешествии в страну муравьев), смысл которой в том, что даже муравьи имеют эмоции, люди же зачастую заблуждаются, не слушая свое сердце.
Охранники военного лагеря вертели головами, напоминая пару перепелов. Увидев вдалеке высокую черную фигуру, они невольно изменились в лице и поспешно открыли ворота лагеря, бормоча: