— Тьфу ты, пропасть. А я и не подумал, что нужно кого-нибудь из школы позвать.
— На халяву? Не фиг! Пусть идут и покупают билеты. А мы с тобой в школе афишку повесим.
— А у нас что, билеты за деньги продаваться будут?
— Лёшка, ты анекдот помнишь? Что такое бумажное, прямоугольное, зелёное, но не деньги? Десять рублей. И сорок рублей тоже не деньги за спектакль лауреатов межрегиональных фестивалей, между прочим.
— Выходит, наш театр ещё и лауреат?
— Ты что, сегодня родился? Я про это Ирку расспросил сразу же, как только она нас заманивать стала.
На этот раз они переодевались в настоящих гримёрных. Там даже повесили списки, кому где располагаться. Лёшка снял верхнюю одежду и уселся перед столиком с зеркалами.
Почти тут же в гримёрную без стука ворвалась незнакомая девица.
— Кто тут Кузнецов? Ты? Сидеть, не двигаться.
Она быстро достала из сумки простынку, вроде тех, что используют в парикмахерских, и обернула ею Лёшку. Приклеила скотчем на зеркало листочек со странным рисунком: овал с ушами, сверху некое подобие причёски, на месте глаз одни ресницы, носа нет, а ниже — губы.
— Так. Начнём с укладки. Не двигаться, я сказала.
И принялась терзать Лёшкины волосы расчёской и смазывать их гелем. «Сильной фиксации», как значилось на этикетке.
— Серёга! — взмолился Лёшка. — Это что за инквизиция?
— Я тебе дам инквизицию, — осадила его девчонка и больно дёрнула за волосы.
Гранаткин довольно заржал, но снизошёл до объяснений:
— Тут ещё школа визажистов имеется. Они вызвались нас загримировать. Решили на живых людях эксперименты ставить. А ты не в курсе, потому что на нас впервые это испытывали, когда ты на соревнованиях был.
Участница кружка юных визажистов изобразила у Лёшки на голове какой-то панковский гребень и покрасила его в рыжий цвет.
— Блин! — завопил Лёшка. — Как я домой пойду в таком виде?
— Умоешься. Вон раковина, шампунь и салфетки, — успокоила его визажистка. — И перестань дёргаться, а то хуже будет. Так, дай спереди посмотрю. Ага, вот здесь прижать надо.
Она ухватила две пряди волос за Лёшкиными ушами и стала их тянуть назад. Поскольку в этот момент она стояла к нему лицом, её грудь оказалась в непосредственной близости перед его глазами. А на блузке расстегнулась пуговица. Лёшка с ужасом увидел, что под кофточкой ничего нет. То есть, наоборот, есть… Ну в смысле… И слово «ужас» тут тоже не подходило… Голова его была зажата, и отвернуться он не мог. Закрывать глаза ему показалось глупым, а отвести в сторону почему-то не выходило. Лёшка уставился в одну точку. Как раз в ту, куда воспитанному человеку смотреть не стоило, но все зачатки приличия вдруг куда-то улетучились.
В это время в гримёрку принесли костюмы.
— Так, кто у нас здесь проживает? Кузнецов, Гранаткин, Петров, Осипов. Вот костюмчики ваши. После спектакля прошу развесить на плечики в том же порядке.
— А неплохо здесь артистом быть! — прокомментировал Серёга.
— Это точно, — хрипло произнёс в ответ Лёшка, хотя и вкладывал в свой ответ несколько иной смысл.
Наконец девчонка отпустила его волосы, ещё раз оглядела изучающим взглядом и, кажется, осталась довольна.
— Ну вот. Вовсе не такой страшненький. Сейчас глазки-губки подкрасим, и совсем хорошеньким станешь.
Лёшка от таких «комплиментов» поперхнулся и закашлялся. Девчонка ещё раз осмотрела свою работу, словно имела дело с манекеном, поправила свою причёску и, мимоходом застегнув злополучную пуговку, начала красить Лёшке ресницы, потом губы, тонировать кисточкой лицо.
— Готов! — наконец сообщила она. — Следующий, пожалуйте.
— Большое русское мерси! — вежливо поблагодарил сам на себя непохожий Лёшка и почесал затылок, который давно уже свербел, потому что волосы стягивало высыхающим гелем.
— Руки оторву, ещё раз станешь укладку портить! — сделав страшные глаза, гаркнула девчонка.
Лёшка поспешно убрал руки в карманы.
Почему так бывает? На генеральной репетиции всё получалось безошибочно, а на премьере пошло через пень-колоду. То кто-то роль забыл, то не ту фонограмму включили. После антракта занавес заело. Лёшка несколько раз умудрился ловко подсказать текст растерявшимся партнёрам, а потом чуть сам не опозорился.
Стоял себе за кулисами, ждал своего выхода.
— Кузнецов, ты же всю пьесу помнишь, — подошла к нему Тоня. — Давай с тобой мою сцену проговорим, боюсь, забуду что-нибудь.
Стали вполголоса текст повторять, тут бежит Петров и орёт шёпотом — кто бывал за кулисами, поймёт сразу, о чём речь: