Ребята давно привыкли, что к большинству взрослых людей, с которыми они работают, можно обращаться по имени, но на «вы».
Они пожали руки новым знакомым и расселись в креслах.
— Миш, включай.
На центральном мониторе сначала появилось изображение настроечной таблицы, и лишь через несколько секунд возникла Серёгина физиономия крупным планом. В самом обычном виде и ничуть не мультяшная, как они ожидали. Но план тут же стал более общим, было видно, что Серёга шагает по лесной тропинке. И одновременно с этим реалистичный фильм стал превращаться в мультик. Сначала едва заметно. Потом всё больше и больше. И вот уже полностью мультяшный Серёга шагал по тропке к нарисованной реке, на ходу теряя обувь, рубашку, брюки. Короче, на берег он вышел в одних плавках. Плавки были ярко-зелёными в красный цветочек. Серёга нырнул, чуть поплавал под водой среди водорослей и нашёл кувшин, с которым и вылез на берег.
Когда герой Серёги справился с пробкой, из горлышка вместо ожидаемых клубов дыма показался крохотный мыльный пузырь. План укрупнился, и внутри пузыря появился крохотный джинн. На Лёшку даже отдалённо непохожий, хоть в гриме, хоть без грима. Джинн поднатужился, чтобы выбраться через узкое горлышко, и начал расти вместе с пузырём. Наконец он стал одного роста с Серёгой, а пузырь красиво лопнул. Тут появились рамочки, как в комиксах, в которых пишут реплики героев. Буквы норовили из рамочек выскочить и занять весь экран. Текст почему-то был написан по-английски.
«Who are you?»
«I'm a jinn. My name is Tolik».
— Кто ты? — перевёл Артём Николаевич голосом гнусавого переводчика. — Я джинн. Меня зовут Толик.
Все засмеялись.
— Значит, так и озвучим, — сказал режиссёр.
Мультик начал изменяться в обратную сторону, пока изображение не стало почти самым что ни на есть обычным, живым. Но не до конца. Заканчивалось всё тем, что герои переносились к Серёге домой, а джинн трансформировался в нормального человека, только рожки остались.
— Сколько? — не совсем понятно спросил режиссёр.
— Тридцать одна секунда. Точнее, тридцать секунд и восемнадцать кадров.
Лёшка бросил взгляд на Серёгу в надежде, что тот ему объяснит эту китайскую грамоту.
— В секунде двадцать четыре кадра. Вот изображение и измеряют в секундах и кадрах, — потихоньку пояснил Серёга.
— Так. Ну мы эти восемнадцать кадров и вырежем. Уберём самый первый план.
— Ара обидится.
— Не обидится. Палец даю, что он его вставил, чтобы больший эффект на нас произвести. Да мы сейчас проверим. Если там ровно восемнадцать кадров, то я прав и с вас мороженое.
Кадров, в самом деле, оказалось именно восемнадцать.
— Марат, что скажешь?
— Да что говорить-то? — отозвался композитор. — Похоже, что с темой мы угадали. Где акценты расставлять, мне ясно. Кое-где эффекты нужны. За пару дней справлюсь. А дальше уточним, подгоним окончательно. День на оркестровку. Может, два.
— Идёт. Миша, можешь копию на CD скинуть?
— Какой формат?
— Тебе какой нужно, Марат?
— Ну пусть DVD будет. А вообще мне всё равно на компе крутить, у меня в студии телевизора нет.
— Хорошо. Смотрим заставки к отдельным эпизодам и титры.
— Титры у нас, как в Голливуде будут, — шепнул Серёга.
— В смысле?
— В смысле длинные, длиннее самой передачи. Народу целые толпы заняты.
— Это точно, — согласился Лёшка. — Народу много. И титры ого-го какие выйдут. С километр.
Весь день они провели, записывая звук для своих полумультяшных героев. Тексты были короткими, по две-три фразы. Главная сложность — попасть в нужный ритм, уложиться в те доли секунды, которые отведены для фразы. После каждого дубля Михаил отматывал заставку на начало, и к концу записи у всех рябило в глазах.
— Мы славно поработали и славно отдохнём, — подвёл итог Артём Николаевич. — Алексей Кузнецов! Сергей Гранаткин! За доблесть, проявленную при озвучивании видеоматериалов, вы награждаетесь ценным подарком в виде туристической путёвки в открытый космос. Старт завтра в 14 часов 30 минут.
— Ура! — крикнули Серёга с Лёшкой. — Служим отечеству!
Летать в космос оказалось делом непростым и очень утомительным.
Арон Арнольдович, несмотря на своё вчерашнее состояние, выглядел вполне бодро. Только непрестанно пил зелёный чай. При этом всякий раз, когда ему приносили очередную чашку, спрашивал:
— Опять из пакетика?
И морщился, будто ему принесли горькое лекарство. Впрочем, чай сейчас и был для него лекарством.
Зато команды он отдавал налево и направо: