А значит, надо скитаться по деревням и пригородам. Хорошо бы, конечно, подальше от границ, но сомневаюсь, что смогу что-то там найти, а значит, придется идти близко к линии будущего фронта.
Я немного помню о Второй Мировой войне. Но того, что я знала, и редких газет вполне хватало, чтобы понять — к Ла-Маншу мне нельзя, там будет очень жарко. Вроде бы Франция была захвачена в первые месяцы войны, но это было в моем мире, а что будет здесь — неизвестно.
В России расстояние между городами исчисляется в километрах. Между крупными областными центрами нередко пролегает по сотне-другой, конечно, если не около Москвы и Санкт-Петербурга.
А в Британии… Я знала о ней не так уж и много. Помнила всего три города: Лондон, Кардифф, Эдинбург, сообщение с материком и всё.
Куда я могла пойти? И могла ли я остаться в Лондоне?
У меня не было ответа на этот вопрос, а потому, сказав заветное «авось пронесет», я залезла зайцем в случайный поезд и ехала тише мыши до последней станции.
Великий бог Рандом посадил меня на поезд до Кардиффа.
С вокзала я отправилась искать подработку и жилье. Обходила дома в поисках работы, просилась на постой в хлев или просто забиралась внутрь. Жить было не просто тяжело, а чудовищно паршиво. Я запретила себе думать о смерти, но мысли обратиться в приют возникали всё чаще и чаще. Я работала не покладая рук: стирала, готовила для животных, убирала и все это ради грошей и возможности переночевать в тепле. Я воровала: деньги, одежду, оружие, всё, что могла достать, и сбывала на черном рынке. Меня множество раз чуть не ловили.
Но мне помогал мой дар. Это происходило абсолютно случайно, я могла стать невидимой или просто бежать чуть быстрее, раны на мне заживали как на собаке, а иногда я могла разжечь костер силой мысли. Последнее было самым лучшим моим навыком. Я постоянно мерзла и кляла свою гордость, не позволяющую мне идти в приют. Но я пережила эту зиму и даже не заработала себе никаких осложнений.
Весна была ничуть не лучше. На меня объявили охоту, после того как я перешла дорогу местным “авторитетам”, и не сомневалась, в приют я теперь не попаду, меня отправят в руки служителей правопорядка или на кладбище. Второе было явно лучше детской исправительной колонии или приюта для трудных подростков, а потому в свой день рождения, снова положившись на великий «Авось», я села на случайный поезд.
И оказалась в Манчестере.
Моя интуиция меня никогда не подводила. Я могла её неправильно понять, исковеркать, заткнуть, но она всегда комментировала происходящее. И я поняла: в этом городе я надолго.
Это подтвердилось уже следующим утром, когда я, отправившись на разведку, встретилась со старушкой. Она несла тяжелые сумки, у неё явно болела спина, а интуиция советовала ей помочь.
Донести сумки до дома было легко. В процессе я узнала, что она уже давно живет одна. Муж и сын погибли, сестра осталась в Ирландии, и у неё своя семья, а Марта просто не хочет навязываться. Потом она пригласила меня на чай. В разговоре она с тонким юмором упомянула про свой «ужасный» характер, а в конце выразила желание усыновить ребенка, желательно девочку с короткими черными волосами, упрямым подбородком и серыми глазами.
— Ну, так что, останешься у меня?
— У меня нет документов, и я не помню, как меня звали родители, я вообще ничего не помню до четырнадцатого апреля прошлого года. Просто очнулась в переулке и всё. Потому сама взяла себе имя — Алиса Кэри.
— Алиса?
— Увидела, как мама читала своей дочери Кэррола.
— Кэри?
— Просто так, красиво ведь звучит.
— Действительно.
На её лице расцвела улыбка, а потом она потрепала меня по плечу.
И я осталась.
Не знаю как долго, но я буду помнить Манчестер за эти девять месяцев. Марта стала для меня настоящей матерью, которой у меня не было в прошлой жизни. Она показала мне, что у меня всегда есть дом, куда я могу вернуться и объяснила многие нюансы местной жизни. А я научила её готовить свежатину, показала, как потрошить животных и выделывать шкуры. Летом я получила документы и поступила в самую обычную школу, правда на класс выше, нежели мои сверстники.
А потом у Марты случился инфаркт. В её возрасте любое осложнение может быть смертельным, а уж такая вещь, как ишемическая болезнь, и вовсе грозит внезапной остановкой сердца. Марта скончалась в феврале, так и не выйдя из комы.
А за мной пришли из службы опеки.
Я могла сбежать и снова скитаться по городам и весям, но близилась война. Этот всадник апокалипсиса уже дышал мне в спину. А еще я очень полюбила Манчестер с его соборами, заводами и парками, северным ветром и океаном. Мне слишком понравилось жить в тепле и с Мартой. Я знала, что прошлого не вернуть, а её дом мне не достанется, а потому решила не сопротивляться и «сдаться» властям с готовностью к побегу номер один, если вдруг меня узнают по ориентировкам из Кардиффа.
В приюте было мерзко. Меня пороли за любую провинность, надо мной издевались за то что я отличалась от них, но одно радовало, ко мне не пытались лезть иначе, нежели на словах. Наверное, во мне было что-то такое, Марта называла это «тихим омутом», в который страшно заглянуть. Потому свое одиннадцатилетие я встречала в карцере в обществе чашки воды. Официально. А неофициально у меня была отмычка, конфеты и маленький огарок свечки.
Я зажгла её ночью и с помощью дара не давала сгореть дотла, плавила конфеты и представляла что я сейчас дома, в родном Курске, слизываю горячий шоколад с пальцев по старой традиции, рядом смеется папа, бабушка весело потрошит дедушкин подарок, а Марта заваривает чай. И всем так хорошо.
С рассветом иллюзия растаяла, и я вновь была одна против целого мира.
Но где-то в душе поселилась уверенность, что всё будет хорошо.
Летом всегда проще выживать. Теплая одежда не нужна, пропитание растет прямо под ногами, воровать гораздо проще, убегать тоже. И я промышляла.
Марта напомнила мне о том, что я тщательно запирала в себе, но она же и показала, как отпустить воспоминания. Теперь во мне было пусто и до самого начала июля, я пыталась забыться проверенным методом: училась и работала. Хранить деньги мне было негде, а потому я их тратила сразу: на поездки в автобусе, на читательский билет в библиотеку, на новые отмычки и перчатки.
А первого июля ко мне пришли.
В тот день я сидела в библиотеке и читала учебную литературу за старшие классы. Мне не хотелось сидеть дольше положенного в приюте, а один из способов свалить оттуда — это работа, а это значит, что, чем раньше я сдам все полагающиеся экзамены, тем лучше. Тем более, кажется, к середине века наметится послабления для девушек в вузах? Точно не помню, но с моим профилем проблемы могут возникнуть, в этот раз у меня нет за спиной родственников и друзей семьи, ну да ладно, сначала надо сдать экзамены за среднюю школу. Потом будем размышлять более конкретно.
Вернулась уже под вечер. Усталая, голова гудела, а в дверях меня встретила директриса и странного вида мужчина с рыжеватой бородой и в мантии с неопределимой расцветкой.
Мне стало плохо. Этот дедуля либо врач из больницы, куда меня пытались спихнуть за эти месяцы дважды, либо пациент.