— Я заметил это ещё тогда, — произнесло оно, распрямив плечи, будто вдруг вспомнив о собственной божественности. — У тебя удивительно сильный дар к водной магии. Сильнее, чем должно быть у человека.
Сириус стоял неподвижно. Даже бровью не повёл, как будто слова не достигли его вовсе.
— У кого-то дар к магии, — тихо ответил он, — а у кого-то к болтовне.
В тот момент всё рухнуло. Без предупреждения, без лишних слов — божество рвануло вперёд. В его движении было что-то нечеловеческое, почти резкое, как если бы хищная птица с силой сорвалась с небес, и всё пространство впереди дрогнуло, сжавшись под его тяжестью.
Сириус среагировал мгновенно: воздух вокруг него исказился, и из ниоткуда, словно из глубины сна, поднялась стена воды. Она ударила вперед с такой силой, что под потолком все задрожало.
Но существо прошло сквозь всю эту магию, словно сквозь иллюзию. Как будто вода сама уступила ему дорогу, растворившись в его присутствии.
Я не дал себе ни секунды. Мой голос сам вырвался наружу, будто не я говорил, а тело, отработанное до рефлекса:
— Клинок арканы!
Из воздуха передо мной вырвался огонь, яркий, обжигающий. Он не просто вспыхнул — он рванул вперёд с яростью, которая могла бы разрезать ночь.
Всё заволокло дымом. Сладким, горьким, пепельным. Он тут же проник в лёгкие, и каждое дыхание стало пыткой. Горло обожгло, в носу защипало, а во рту остался металлический привкус горелой магии и собственной крови. Я закашлялся, согнувшись, мир вокруг стал зыбким, как во сне, где всё идёт не так.
Мне показалось, что всё закончилось.
Но из тумана, прорывая его, как стрела, выскочила фигура. Дым разлетелся вокруг её тела, отступил, подчинился. Божество даже не остановилось, а скорее уверенным рывком подбежало к нам.
Я понял это сразу — мы ничего не сможем. Не спасемся.
До того, как разум успел испугаться, тело уже действовало. Я оттолкнул Сириуса назад — резко, со всей силой, которую смог собрать. Он не успел даже воспротивиться, и в следующую секунду я уже стоял перед ним, закрывая его собой.
Удар пришёл неотвратимо.
Рука существа — тонкая, с кожей, похожей на обсидиан, — прошла сквозь мою грудь, как нож сквозь воду. Без усилия, почти бережно. Ни звука, ни треска. Лишь тяжёлый, липкий момент пронизывающей боли. Как будто кто-то опустил в меня раскалённую иглу и начал медленно поворачивать её, нащупывая самое сердце.
Я не закричал. Воздух вылетел из лёгких, и всё, что осталось, это странный, захлёбывающийся хрип. Я почувствовал, как кровь заливает живот, стекает вниз по рубашке, по бокам, по внутренней поверхности бёдер. Колени подогнулись. Мир наклонился. Всё пошло под откос.
Боль была странно тихой. Она не колола, не жгла, а просто медленно гасила меня изнутри. Глаза застилала тьма, как чернильная вода.
«Если в этот раз я умер раньше, — пронеслось в моей голове, — тогда, может быть, в этот раз он…?»
И всё оборвалось.
Когда я открыл глаза, мир словно дрогнул — едва ощутимый сдвиг, но он сразу выдал себя во всем: в стоящей передо мной фигуре Сириуса, в странно искривлённом выражении его лица, будто эмоции запаздывали на полудыхание, в гулком пульсе у меня в висках, в том, как внезапно стало тяжело дышать, будто воздух был слишком свежим — только что вывороченным из небытия. Мгновение назад в меня вонзалась рука божества, а теперь я стоял целый и невредимый, а напротив был он, живой, и только ужас в его взгляде доказывал, что время действительно свернулось.
— Ты… — прошептал он, но не договорил.
В этот момент раздался мерзкий, рвущийся, как влажная ткань, звук. Громкий, дрожащий, живой. Мы не обменялись ни словом — просто одновременно, как единый организм, обернулись к источнику этого звука и вскинули руки. Тело отреагировало быстрее сознания, инстинктами, памятью, которую еще не успели стереть.
Оно приближалось. Божество — не бегом, не прыжком, но словно скользило по воздуху, не касаясь пола, оставляя за собой волны давления и жара, в которых коридор искажал геометрию. Его глаза сияли, будто в них трепетал внутренний рассвет — не свет, но боль, сжатая в золотую точку. Мы бросились в стороны и тотчас оба врезались в стены.
Сириус едва удержался на ногах, ладонь его вспыхнула влагой, и следующее, что я ощутил — мощный рывок, будто волна схватила нас за воротники и швырнула прочь, сквозь весь этот оставшийся коридор, наружу.
Мы вылетели в сокровищницу. Воздух там был густой, пахнущий медью, старым деревом и застывшими чарами. Золото, покрытое пылью веков, мягко звякнуло под ногами, когда мы приземлились, и в следующий же миг я уже разглядывал пролёты лестниц, двери, выходы — искал путь бегства, лишь бы подальше.
Но не успел я заметить выход, как почувствовал рывок. Жёсткие пальцы сомкнулись на моей шее.
Он догнал. Божество появилось за нашими спинами, не издав ни звука, лишь тень его — сначала холод, прошедший по коже, как лёд, а потом захват, удушающий, поднимающий нас обоих в воздух. Я судорожно вдохнул и тотчас услышал, как Сириус, рядом, срывается на хрип.
Мы оба замерли, повиснув в воздухе, как две тряпичные куклы на нитках, — бессильные, жалкие, дрожащие от осознания, что даже с памятью, мы снова не смогли. Всё повторялось.
— Кажется, я понял, — голос божества раздался не как звук, а как нечто, вонзающееся внутрь, словно острые иглы. Он не говорил — он всматривался, и в каждом его слове сквозил почти насмешливый азарт. — Если ты умираешь, тогда время поворачивается вспять. Значит, эта странная сила была дарована всё-таки тебе, а не твоему дружку?
Я хотел ответить, но горло не слушалось. Изо рта вырвался лишь глухой хрип, похожий на звук треснувшего металла. Пальцы божества впивались в мою шею с такой силой, что кости скрипели, как под гнётом тисков. Воздух исчез. Не просто перестал поступать в лёгкие, а словно испарился. Всё внутри сжалось, грудная клетка дрожала, в висках пульсировала тьма. От недостатка кислорода начинало мутнеть в глазах, и даже потянуть энергию из магического резерва становилось тяжело, как будто магия — тоже дыхание, и её задушили вместе со мной.
— Тогда… — задумчиво протянуло божество. Но договорить оно не успело.
Что-то вспыхнуло — движение, шёпот влаги, толчок магии. Мир сдвинулся, как соскользнувшая линза. Поток воды прорвался между нами, захлестнул, швырнул, вырвал меня из хватки. Я ударился о мокрый, каменный пол. Дыхание вернулось — резко, болезненно, с глухим кашлем, как нож, вонзившийся изнутри.
Я приподнял голову, пытаясь понять, где мы. Комната. Широкая, пустая, затопленная отражениями золота и камня. Блеск сокровищницы. Воздух казался насыщенным пылью древности и металлом, и всё же ощущался как преддверие смерти. Где-то в центре комнаты — божество, расправляющее плечи. Я огляделся.
«Сириус?»
Я заметил его фигуру где-то вдали на полу — он не шевелился.
Странное предчувствие потянуло меня вперед. Я вскочил на ноги, побежал навстречу Сириусу. Руки дрожали, дыхание вырывалось с хрипами, сердце било в груди, как молот.
Подойдя ближе, я застыл. Его тело лежало странно ровно, неестественно спокойно, как будто он просто уснул. В его груди зияла дыра — та же, что я уже видел в прошлых регрессиях. И всё же то, как его глаза остались открытыми, стеклянными, подсказывало мне, что он не понял. Не осознал, что умирает.
Внезапно что-то ударило меня сзади. Перед глазами снова все сместилось. Я не сразу понял, что произошло. Словно моё тело отказывалось признать факт вторжения.
Но спустя секунду боль с хрустом взорвалась в плече — острый, невыносимый огонь, словно существо сжало кость и размазало по суставу. Меня отшвырнуло в сторону.
Полёт был коротким, но ощущался как вечность. Я ударился о кучу золота — жёсткую, холодную. Монеты рассыпались, звеня, как смех. Один из острых углов рассёк висок. Я застонал, попытался подняться, но мышцы отказывались двигаться. Слишком сильно гудела боль.