Акира нахмурился, в его взгляде промелькнуло недоверие.
— Любимчик?
— А как мне тебя ещё назвать. Тебе боги сами подсовывают места, где лежат артефакты. Против меня же устраивают засады.
Его губы дрогнули, будто он хотел что-то возразить, но взгляд остался холодным, цепким.
— В общем, — я говорил уже спокойнее, словно вынимая из глубины памяти тяжёлую книгу знаний, — у Марса всего три особенных навыка, которые делают его по-настоящему опасным.
Я почувствовал, как воздух вокруг будто сгущается — словно само слово «Марс» наполняло пространство тяжестью древних войн и кровопролитий.
— Первый — «Арена богов». Марс способен вырезать кусок мира и превратить его в арену, где все законы подчиняются ритуалу войны: боль не уходит, оружие не ломается, кровь не сворачивается. Здесь он становится абсолютным судьёй, и даже другие боги не могут вмешаться.
Акира прищурился, будто пытаясь представить, каково это — оказаться в таком месте. Его плечи напряглись, а пальцы сжались в кулак, будто он уже готовился к этому немыслимому испытанию. Я видел, как у него на лбу проступили капли пота — даже без прямого столкновения с Марсом холодок страха проникал под кожу.
— Второй — «Осквернённая Победа». Любая победа над Марсом приносит необратимую потерю. Друг, часть себя, цель или смысл — что-то из этого непременно уходит навсегда. Никто не выигрывает войну против него без расплаты. Даже если победил — ты уже проиграл. Но эта способность работает только тогда, когда он ее активирует.
Акира молча кивнул, в его глазах мелькнула тень понимания и ужаса одновременно. Он будто ловил на себе тяжесть этих слов, испытывая ту же боль заранее.
— И наконец, — я сделал паузу, чувствуя, как каждое слово ложится тяжелым камнем на мои плечи, — «Знамёна Погибших Легионов». В момент своего наивысшего гнева Марс вызывает эту армию. Это не просто фантомы — это тени богов и воинов из разных эпох. Их присутствие стирает силы и разрушает заклинания.
В воображении всплыли призрачные фигуры, скованные цепями времени и смерти. Полубоги, обагрённые проклятиями, с древним, забытым оружием, всё ещё способным убивать. Их крики, от которых дрожит не только тело, но и дух, разрушая магию врагов.
Акира глубоко вздохнул, глаза его чуть округлились.
— Теперь ты понимаешь, — сказал я тихо, — почему с ним нельзя бороться просто силой. Его мир — ловушка, его победа — проклятие, а его войско — само воплощение смерти.
В этой тишине, пропитанной ощущением неминуемой гибели, мы оба понимали — борьба будет долгой, и каждый наш шаг — на грани между жизнью и забвением.
— И ты не собираешься рассказывать мне, откуда у тебя эта информация? — голос Акиры прозвучал с легкой насмешкой, но глаза жадно искали правды.
— У тебя свои источники, — ответил я, — у меня — свои.
Внезапно перед глазами вспыхнуло первое уведомление, словно холодный свет монитора вырезал пространство вокруг. Я моргнул, и тут же появились еще два, один за другим:
[Уведомление системы]
Боги возмущены тем, что вы только что сделали.
[Уведомление системы]
Арвелион, Хранитель Вечных Условий, говорит, что вам это с рук не сойдет.
[Уведомление системы]
Марс, бог войны, замер в напряжённом молчании.
Я не мог отвести взгляд от последнего сообщения. В груди повисла тяжесть — холодный страх, острый и пронизывающий, как тончайшая игла.
Марс наблюдал за мной. Его присутствие, хоть и невидимое, было ощутимо всей кожей, каждой нервной клеткой.
Я замер, будто окаменев. Даже выдох застрял в горле. Потому что это значило одно — он уже не стоял на человеческой земле. Боги не могли просто так появляться в нашем мире, и это давало мимолётное ощущение безопасности. Но в глубине души я знал — этот миг — лишь передышка. Никто не знал, что грядёт дальше.
— Тогда следующий вопрос, — голос Акиры вырвал меня из пеленой мыслей, — что ты планируешь делать дальше? К чему всё это перемирие, и что ты задумал?
Я замолчал, пытаясь выбрать верные слова. Перемирие с главным героем — ключевой пазл в этой страшной игре, без него я не смог бы объединить разрозненные силы, заставить людей идти против богов. Антагонист никогда бы на такое не решился.
— Я хочу пройти все испытания богов и, наконец, вернуться к нормальной жизни.
Брови Акиры резко приподнялись, словно в изумлении, что мой ответ так прост и одновременно невероятен для него.
— Не будет никакой нормальной жизни. Никогда.
— Ты сам в это веришь? — с усмешкой спросил я. — Если бы верил, не стал бы охотиться за информацией о слабостях богов.
Акира замолчал, а я наконец взглянул на него под новым углом. Его фигура была крепкой, подтянутой — не слишком высокой, но с мускулами, которые говорили о дисциплине и боевом опыте. Тёмные густые волосы, плотные брови, проницательные карие глаза. В другие времена он мог бы стать моделью — харизматичный главный герой, который притягивает взгляды.
— У меня есть условие, — внезапно произнёс он, голос стал серьёзнее. — Я готов пойти на перемирие с тобой, но только если ты вернёшься в наш лагерь вместе с Рётой.
— Ты имеешь в виду переехать к вам с концами?
— Да.
— Ты понимаешь, что в вашем лагере половина людей с радостью оторвала бы мне голову под покровом ночи?
— Когда-то этот лагерь был и твоим тоже. Мы вместе строили его, — сказал он твёрдо, глядя прямо в мои глаза.
В душе всплыло яркое, болезненное желание напомнить ему, почему я покинул тот лагерь и встал на тропу войны. Честно говоря, я не был уверен — это желание исходило от меня, или от того, кем стал настоящий Ренджи.
Ветер тихо шуршал листьями вокруг, и в этот момент между нами повисла тяжелая тишина — полная невыраженных слов, сомнений и прошлого, которое не отпускает.
— К тому же, — продолжил Акира, бросая искоса взгляд на всё ещё безмятежно спящего Сириуса, — я хочу обеспечить ему безопасность. Он заслужил жить в месте, где о нем позаботятся. Он многое сделал ради нас всех.
Я удивлённо посмотрел сначала на Акиру, затем на Сириуса. На моём лице появилась нервная улыбка — странное чувство от осознания того, что Акира всерьёз хочет оберегать водного духа, способного одним движением руки затопить целый город.
Но через мгновение я успокоился и попытался трезво оценить ситуацию: как отреагирует Сириус, если его действительно поместят в этот лагерь? В конце концов, там придётся играть по правилам этого мира. Под именем того, кем он не является. Сумеет ли он выдержать?
Так или иначе, я быстро понял, что хотел бы на это взглянуть. В какой-то степени неуверенность Сириуса и его неловкость — услада моих глаз.
С лёгкой тенью зловещей улыбки я посмотрел Акире в глаза и уверенно сказал:
— Договорились.
— Что это за недобрый блеск у тебя в глазах? — с подозрением спросил Акира.
— Лурия же говорила тебе, что Рёта потерял память?
— Да, именно поэтому я хочу вернуть его к нам.
— Он уже не тот, что раньше. С ним нужно быть немного пожёстче.
Акира нахмурился, явно не понимая, что я имею в виду. Но потом, словно смирившись с тем, что наши мысли идут по разным тропам, он встал, подошёл ко мне плавной, уверенной походкой и протянул руку.
Я взглянул на него — в его глазах отражалось нечто большее, чем просто договор. Там было понимание, тяжесть ответственности и надежда. Мысли в голове ворочались — этот союз способен перевернуть всё. Это может стать началом спасения, началом новой истории.
Не раздумывая, я протянул руку навстречу и крепко пожал его ладонь. Это стало первым шагом на пути к спасению мира от апокалипсиса.