Когда в 1987 умер Юрий Овчинников, я вместе с другими учеными «Биопрепарата» был на его похоронах в Москве. У нас случайно зашел разговор об удивительных достижениях Кубы в генной инженерии. Кто-то сказал, что кубинские ученые довольно успешно занимаются генетическим изменением штаммов бактерий на каком-то фармацевтическом предприятии под Гаваной.
— Но откуда у такой бедной страны такие знания в этой области и специальное оборудование? — удивился я.
— Конечно, от нас, — с улыбкой ответили мне.
Рассказывали, что во время посещения Фиделем Кастро Советского Союза в феврале 1981 года ему продемонстрировали лабораторию, где занимались генетическими исследованиями с бактерией E.coli с целью получения интерферона, являющегося, как тогда считали, ключом к лечению рака и других болезней. Кубинский лидер так восторженно отзывался об увиденном, что Брежнев тут же предложил свою помощь. Штамм E.coli, содержащий плазмиду, используемый для получения интерферона, отослали в Гавану вместе с оборудованием и подробными инструкциями. Через несколько лет у Кубы появилась самая современная лаборатория по генной инженерии, в которой ученые могли проводить передовые исследования по бактериологическому оружию не хуже, чем в Советском Союзе.
Генерала Лебединского вместе с группой военных специалистов Кастро пригласил посетить Кубу в следующем же году. Генерал хвастался, что его принимали по-королевски и поселили недалеко от Гаваны, в десятикомнатном коттедже на берегу океана. Чуть раньше на Кубе разразилась эпидемия лихорадки денге, от которой пострадали 350 тысяч человек. Кастро был уверен, что это произошло в результате американского бактериологического нападения, и попросил Лебединского с его командой изучить этот штамм вируса денге в специальной лаборатории. Результаты исследования показали, что вспышка этого заболевания имела природный очаг — штамм оказался кубинским, а не американским. Но Кастро больше интересовала политика, чем научные результаты.
Вскоре после возвращения Лебединского в Москву кубинский лидер обвинил Америку в бактериологическом нападении на Кубу. Общественность была возмущена, хотя доказательства произошедшего были весьма неубедительными. В КГБ Лебединского попросили не разглашать результаты исследований. Кастро не в первый и далеко не в последний раз выдвигал Америке обвинения: с 1962 года двенадцать раз Куба обвиняла США в бактериологическом нападении на свою территорию. Самое последнее заявление, зафиксированное Организацией Объединенных Наций в 1997 году, попадало под 5-ю статью Конвенции о бактериологическом оружии. США обвиняли в том, что с самолетов распространялись насекомые вида Thrips palmi, уничтожающие растения. Соединенные Штаты утверждали в ответ, что самолеты перевозили обычные пестициды на кофейные плантации Колумбии.
В 1990 году на Кубу пригласили Калинина, чтобы обсудить создание новой биотехнологической установки, предназначенной якобы для производства белка из одноклеточных. Вернувшись обратно, он был убежден, что Куба активно работает над созданием бактериологического оружия.
Описанная ситуация с Кубой является типичной. Мы десятилетиями строили объекты и обучали специалистов в Индии, Ираке и Иране. Много лет именно Советский Союз организовывал курсы по генной инженерии и молекулярной биологии для ученых из стран Восточной Европы, Кубы, Ливии, Индии, Ирана и Ирака. Ежегодно около сорока иностранных ученых повышали у нас в стране свою квалификацию. Из них многие в настоящее время возглавляют в своих странах биотехнологические программы.
В июле 1995 года Россия начала с Ираком переговоры о продаже больших промышленных емкостей для ферментации и сопутствующего оборудования, которое использовалось при производстве бактериологического оружия. В Ираке, впрочем, как и на Кубе, утверждали, что емкости будут использоваться только для выращивания дрожжей на корм скоту. Дополнительный запрос на поставку оборудования для глубокой фильтрации, способного довести чистоту воздуха до 99,99 процентов (такой уровень бывает только на военных бактериологических объектах), заставил относиться к сделке с подозрением.
Переговоры прекратились, когда эти сведения просочились в западную прессу. Один из сотрудников ООН говорил мне, что Ирак все-таки получил необходимое ему оборудование, но уже из другой страны. Группа инспекторов Специальной комиссии ООН, созданной после войны в Заливе для контроля за демонтажем химических и бактериологических объектов в Ираке, не смогла обнаружить это оборудование. А в 1998 году их просто выдворили из страны. Многие подобные сделки также не удалось проследить.
Кстати, в переговорах с Ираком принимал участие Вилен Матвеев, российский чиновник, сначала работавший в 15-м Управлении, а потом — заместителем директора «Биопрепарата». Он занимался разработкой оборудования для производства биологического оружия, а теперь работает техническим советником при российском Правительстве.
В 1997 году сообщалось о переговорах между Россией и Ираном о выгодной продаже оборудования для культивирования бактерий, включая ферментаторы, реакторы и воздухоочистительную технику. То же самое оборудование мы предлагали Ираку два года назад.
В своей книге я постарался показать, как в Советском Союзе создавалась военная бактериологическая программа и как это скрывалось от всего мира. У читателя не должно складываться ложного представления, что такое оружие недоступно более бедным странам.
В 1989 году в составе большой советской делегации я посетил Нью-Дели, где мы намеревались заключить соглашение о модернизации фармацевтического оборудования. На переговорах царила сердечная атмосфера, отражающая усиливающийся альянс Михаила Горбачева и лидера Индии Раджива Ганди. Сотрудничество с Индией в этой области началось еще в 60-е годы. Лев Телегин, ставший впоследствии первым замминистра медицинской и микробиологической промышленности, курировал проект постройки огромного завода по производству вакцин и антибиотиков недалеко от Ахмадабада. С тех пор Советский Союз оказывал Индии как военную, так и научную поддержку.
Переговоры проходили в Управлении биотехнологий — организации, отвечающей за координацию научных исследований и производство вакцин. Повсюду в здании была вооруженная охрана. Я заметил и двери с кодовыми замками.
Когда я направился в туалет, за мной сразу пошел одетый в штатское охранник. Он сидел позади нас за столом переговоров. Меня удивило, что представителю дружественной страны для посещения туалета дают сопровождающего; я был возмущен, но потом успокоился, вспомнив о наших собственных защитных мерах.
Мы с коллегами сошлись во мнении, что сверхстрогая охрана и присутствие военных указывают на то, что здесь занимаются исследованиями, связанными с бактериологическим оружием. В дальнейшем я уделял особое внимание предприятиям, которые нам показывали.
По завершении переговоров во время следующего визита нас привезли в небольшой биологический комплекс в Муктесваре — отдаленной деревне в Гималаях, рядом с границей Непала. Охрана объекта там была еще строже, чем в Нью-Дели, нам даже порекомендовали без сопровождения не входить ни в одно из помещений. Кто-то из членов нашей делегации спросил, по какой причине.
— Слишком опасно, — ответили ему, — мы исследуем вирусы, а большая часть оборудования устарела. Вообще, здесь нет ничего интересного.
Примечательно, что в странах, разрабатывающих химическое и ядерное оружие, обязательно занимаются еще и бактериологическим. Это особенно справедливо в тех случаях, когда страна делает все возможное, чтобы защитить себя от соседей. А Индия граничит сразу с двумя враждебными странами — Китаем и Пакистаном, с которыми у нее на протяжении последних пятидесяти лет происходят постоянные столкновения. Ее решение произвести в мае 1988 года испытания ядерного оружия продемонстрировали, что Индия готова ради своей национальной безопасности проигнорировать мнение международного сообщества.