Вот же змея подколодная! Ещё и издевается.
— Откурилась я, кажется, — вздохнув полной грудью, шагнула вперёд, словно в чёрный омут с головой нырнула.
Меня ждали в кабинете Екатерины Денисовны. Она нервно улыбалась и, сильно наклонившись вперёд, самолично наливала гостям чай. Её грудь единичного размера несмело показалась из выреза блузки, вызвав у меня приступ жалости и инстинктивный порыв подарить начальнице кочан капусты. Пусть пожуёт на досуге, авось что-то вырастет в стратегически важных местах.
— Добрый день, — тихо проговорила я, заглядывая в приоткрытую дверь и переминаясь с ноги на ногу, — можно?
— Нужно, Истеева! — возопила Денисовна, отчаянно хмуря татуажные брови. — Где тебя носит?! Заходи немедленно и, не дай Бог, у тебя нет уважительной причины на опоздание.
— Есть причина, — тут же закивала я, — заболела вот. Грипп. Еле поднялась утром, давно со мной такого не бывало. То есть, никогда не бывало…
— Всё бывает впервые, — донеслось до меня с диванчика. И тут пришло время очередного шока. Обернувшихся на звук моего голоса мужчин я видела совсем недавно, буквально этой ночью. Первого — семидесятилетнего извращенца — я узнала сразу. А вот второй лицом смутно напоминал кого-то из знакомых, а телом — качка из вчерашнего стриптиз шоу.
— Здравствуйте, — промяукала я, нащупывая руками стену, чтобы облокотиться. Вот и увольнение моё само пришло.
— И вам не хворать, — криво ухмыльнулся старикашка, поправляя туго затянутый галстук. — Грипп — это нехорошо, отлежаться бы нужно, как следует.
В голове тут же всплыли строчки из старой песни: “Я понял, это намёк, я всё ловлю на лету, но непонятно, что конкретно ты имеешь ввиду…”. Мало ему что ли вчерашнего? Или он бессмертным себя возомнил?
— Я постою, спасибо, — ответила, с нарастающим интересом поглядывая на второго мужчину.
Тот сидел в пол-оборота и невозмутимо пил свой кофе. Пока не увидел меня. И тут начались метаморфозы: сначала мне досталось пренебрежительное равнодушие, затем появился прищур и неверие во взгляде, а следом понимание и сильное удивление.
Да, кажется “Биг Босс” меня опознал и немного растерялся. Ещё бы, я всё ещё хранила в памяти его триумфальный выход и сиреневые боксеры, валяющиеся на сцене. Такое вообще вряд ли по силам забыть.
— Марина, присядь, ты и впрямь ужасно выглядишь, — засуетилась Катерина, разглядев меня как следует.
— А может лучше сразу домой человека отпустить? — низким, хорошо поставленным голосом заговорил качок, возвращая лицу невозмутимость. — Грипп — это не шутки, рекомендации мы ваши услышали, личное дело посмотрели.
— Можно и отпустить, — согласился старик, — сразу понятно, что девушка хорошо работает, но сейчас прямо-таки нуждается в отдыхе. Вас есть кому отвезти, Мариночка?
— Да, я на метро…
— Ни в коем разе! А если что-то случится в дороге? Вот, Алексей Сергеевич вас подвезёт, правда же?
— Угу, — “радостно” согласился качок, поднимаясь с дивана. — Встретимся в шестисотом отделении через час. Документы оставляю на вас, Павел Валерьевич.
— Конечно, конечно, — закивал неугомонный старик, — езжайте, ни о чём не волнуйтесь. Мы здесь с Катериной сами закончим.
Последнее, что я видела перед выходом — удивлённо-напряженный взгляд Денисовны. Наверное, она тоже вспомнила старую песенку…
Выехав со стоянки, Алексей Сергеевич уточнил, глядя прямо на меня:
— Куда путь держим?
Я назвала адрес, стараясь смотреть только в окошко перед собой.
Ещё через пару минут, мужчина хмыкнул и спросил:
— Так и будешь молчать?
— А о чём нам говорить? — обернувшись, уточнила я.
— Ну, можешь рассказать, как попала на вечер Санты. Или просто о своей жизни. Сколько мы уже не виделись?
И тут меня прошиб пот. Точно! Я его узнала:
— Лёша? Коломойцев??!
— Привет, — улыбнулся он, шуточно козырнув правой рукой и бросив в мою сторону настороженный взгляд. — Сколько лет, сколько зим. Тоже меня не сразу узнала?
Вот и приплыли! Надо же, и вправду он — предмет моих тайных и явных воздыханий. Продолжая молча пялиться на мужчину, вспомнила свои одиннадцать лет, и первую «настоящую» любовь. Я так ему и сказала: «Люблю, давай жениться». Лёшке (сыну маминой лучшей подруги), было тогда девятнадцать. Он не смеялся над моими великими чувствами, наоборот, очень серьёзно пообещал, что лет через десять непременно обдумает моё предложение, а пока ему в армию сходить нужно.