— Вот вы все надо мной насмехаетесь, а жена моя вчера меня порадовала наследником.
— Позвольте, да кто же смел сомневаться в вашей супруге, — возразил Бансерад.
* * *
В 1672 году Людовик XIV стоял под стенами Амстердама, обложив город кругом. Жители были в отчаянии, они порешили, что пришел конец не только их городу, по и всей Голландской республике. Городские власти собрались на последнее совещание, на котором и постановили — сдать город французскому королю и поднести ему городские ключи.
Когда отбирали голоса и уже обошли всех, заметили старичка — ргомистра, который мирно почивал, убаюканный бурными прениями. Его, разумеется, растолкали с негодованием, и он, отряхнув сон, полюбопытствовал, на чем же порешили.
— Постановили пойти и поднести французскому королю ключи.
— А он их уже требовал? — спокойно осведомился старичок.
— Нет еще, — отвечали ему.
— Так с какой же стати ему их отдавать?.. Подождем, по крайней мере, когда он их потребует!
Этот простой и мудрый совет, к счастью, был принят и спас город и республику.
* * *
Когда Ленотру было поручено составить план версальского парка, он, наметив главные части работы, повел Людовика XIV в парк, чтобы показать ему на месте расположение частей. Король был в совершенном восторге от его плана и после обзора каждой части плана в восхищении повторял:
— Ленотр, я жалую вам за это двадцать тысяч франков.
После четвертого «жалования» Ленотр, человек редкого бескорыстия, заметил королю с некоторой резкостью:
— Ваше величество, если так пойдет дальше, то я боюсь, что разорю вас!
* * *
Людовик XIV очень любил аббата Брюи; зная, что старый патер страдает слабостью зрения, он иногда спрашивал у него, как тот себя чувствует, поправляются ли у него глаза.
— Благодарю вас, государь, — отвечал старик, — мой племянник-доктор уверяет меня, что теперь я стал лучше видеть.
* * *
Прогуливаясь однажды по версальскому парку с Мансаром, строителем замка, и Ленотром, создателем парка, Людовик, любуясь фасадом здания, сказал своим спутникам очень лестную любезность: оба вы, дескать, сделали свое дело так, что лучше невозможно себе и представить, создали вещи, достойные всеобщего удивления.
— Государь, — отвечал ему Ленотр, — есть на свете нечто, еще более достойное удивления и редкостное.
— Что же именно? — полюбопытствовал Людовик.
— Король, величайший в мире, удостоивающий добродушной беседой своих каменщика и садовника.
* * *
Шовелен, близкий друг короля Людовика XV, умер внезапно, от удара, во дворце и чуть ли не в присутствии короля, на которого его смерть произвела сильное впечатление, потому что он вообще ужасно боялся смерти. Через несколько дней после этого король был в Шуази, собирался куда-то ехать, и вдруг ему доложили, что одна из запряженных в его экипаж лошадей внезапно упала и тут же издохла.
— Совсем как мой бедный Шовелен! — воскликнул испуганный король.
* * *
Сильно расстроив свое здоровье, Людовик XV однажды советовался со своим врачом Ламартишером и, выслушав его, грустно заметил:
— Вижу, что становлюсь стар, пора, верно, затормозить карету!
— Лучше бы вовсе распрячь ее, государь! — отвечал врач.
* * *
Г-жа Кампан, бывшая актрисой сначала при дворе Людовика XV, потом у Марии Антуанетты, в своих интересных записках рассказывает о первой беседе, которой удостоил ее король. Он куда-то уезжал и встретил ее на выходе. Узнав ее, он остановился и спросил:
— Мадмуазель, правда ли, что вы очень образованны и говорите на пяти иностранных языках?
— Только на двух, государь, — отвечала девушка, — на английском и итальянском.
— Но вы вполне владеете этими языками?
— Вполне свободно, государь.
— Ну, и двух языков довольно, чтобы свести с ума собственного мужа! — заметил, смеясь, король.
* * *
Однажды Людовик XV упрекал свою возлюбленную, г-жу Деспарбес, в том, что она ему изменяла со многими.
— Ты расточала свои милости всем моим подданным; ты была благосклонна к Шуазелю, — говорил он.
— Но он так могуществен! — оправдывалась Деспарбес.
— Потом маршалу Ришелье! — продолжал король.
— Он такой умница!
— Манвилю!
— Если б вы знали, какой он красавец!
— Ну, а герцог Омон? Он что? Красавец, умница?
— О государь, он так глубоко предан вам!
* * *
Посетив однажды военные склады, Людовик XV увидел там очки и, сказав: «Ну-ка, попробую, хороши ли они мне?» — надел их и стал читать бумагу, которая как бы случайно лежала на столе. Но бумага эта была, вероятно, положена тут, у него на виду, нарочно, потому что содержала в себе чрезвычайно пышные и льстивые похвалы по его адресу. Прочитав несколько строк, он бросил бумагу и очки и сказал, смеясь:
— Нет, никуда не годятся, слишком увеличивают!
* * *
Один придворный шут что-то такое напроказил, т. е. позволил себе чересчур большие вольности в словах и был изгнан из дворца. Некоторое время он пробыл в немилости, а затем ему позволили вернуться. Король Людовик XV сказал шуту:
— Ну, ты опять по-прежнему будешь рассуждать и обсуждать и указывать мне на мои ошибки?
— О нет, ваше величество, с какой стати буду я разговаривать о таких вещах, которые и без меня известны всем и каждому.
* * *
Один очень молодой офицер Орлеанского полка был отправлен к Людовику XV с каким-то очень приятным для короля известием. Пользуясь случаем, офицер попросил себе в награду орден св. Людовика, который обычно давался лишь старым служакам. Король на его просьбу ответил, что он еще слишком молод.
— Государь, — сказал ему на это юный офицер, — у нас в Орлеанском полку люди недолго живут, старых нет.
* * *
Замечательно, что король был чрезвычайно прост и терпелив с прислугой. Так, однажды лакей, светя ему, когда он раздевался, капнул ему горячим воском на ногу.
— Милый мой, — сказал ему король, — ведь тебе все равно, куда капать — мне на ногу или на пол, так ты бы лучше и капал на пол.
* * *
Какого-то сторожа не оказалось на своем месте, и королю пришлось прождать, пока его отыскали и прислали. Все присутствующие накинулись на того с ожесточением, но король сказать им:
— Не браните вы его, ему и без того должно быть тяжко, что он заставил меня ждать!
* * *
После битвы при Гохштедте, несчастливой для французов, генерал Мардебру, делая смотр пленникам, остановился перед одним бравым гренадером Наваррского полка и, невольно им залюбовавшись, сказал:
— Если бы у французского короля было сто тысяч таких молодцов, он был бы непобедим.
— Моему повелителю, — ответил гренадер, — надо вовсе не сто тысяч таких, как я, а одного такого, как вы!
* * *
Фаворитка короля Людовика XV мадам Помпадур сильно ушиблась и, показывая врачу ушибленное место, находившееся в совершенно невидной области тела, обычно скрываемой под одеждой, с большой тревогой спрашивала у врача:
— Скажите, доктор, ведь это будет не видно?
— Сударыня, — отвечал удивленный доктор, — это только от вас зависит.
* * *
Одна замужняя греховодница однажды сделала интересное признание своей приятельнице мадам Помпадур.
— У меня, — говорила она, — за всю мою брачную жизнь было двое любовников. Первый из них был так обольстителен, что заставил меня забыть свои обязанности, второй же, наоборот, был так отвратителен, что побудил меня вспомнить об этих обязанностях.
* * *
В дамской компании судачили о мадам Помпадур.
— Знаю я ее! — сказала одна из собеседниц. — У нее целая дюжина любовников.
— Экий у вас злой язык, — заметила ей другая. — Вечно вы преувеличиваете ровно вдвое.