карет»,
смертный грех, и лишаются за это посмертия, и даже надежды на вечную жизнь. В миг смерти карающие ангелы отправляют
эту озлобленную и несчастную душу метаться
по миру, где она и пытается мстить всем, кто только подвернётся. Иногда диббуку
удаётся вселиться в кого-нибудь, и тогда то и начинается мой любимый экзорцизм.
Как можно быстрее должен явиться крепкий и суровый, не поддающийся запугиванию
и посулам духа, раввин и читая псалмы изгнать приживала. "Господь — пастырь мой. Не будет у меня
нужды ни в чем. На пастбищах травянистых Он укладывает меня, на воды тихие
приводит меня. Душу мою оживляет, ведет меня путями справедливости ради имени
Своего. Даже если иду долиной тьмы — не устрашусь зла, ибо Ты со мной; посох
Твой и опора Твоя — они успокоят меня. Ты готовишь стол предо мной в виду
врагов моих, умащаешь голову мою елеем, чаша моя полна. Пусть только благо и
милость сопровождают меня все дни жизни моей, чтобы пребывать мне в доме
Господнем долгие годы". Это псалом двадцать третий, он очень хорош от
сатаны, но излечивают и некоторые другие, главное, что бы Книга была под рукой.
Начнёте психовать, зовите евреев, они помогут.
Но вернёмся к нашей Горе. По сей день спорят, не она ли та самая гора
Мориа, у подножия которой, всё спрашивал Исаак отца своего: «где же
жертва для всесожжения» и отвечал Авраам: « Господь усмотрит жертву
себе», и плакала вдалеке Сара, не простившая мужу, до самой своей смерти, этих страшных часов у
горы Мориа. Есть в Писании места странные и даже почти с детективным сюжетом. Вот приходит Иаков к горе
Мориа и останавливается здесь на ночлег. Сюда, сюда приходит, на эту самую
гору, что прикрыта сегодня жёлтой шапкой мусульманской молельни. Здесь он нашёл
обветренный камень, гладкий как ладони
Рахели и положил его в изголовье своё, и смотрел на звезды,
мерцающие над ним. И вдруг появляется «некто», неузнанный,
непредречённый, и Иаков, вступает с ним в свирепую борьбу! Зачем, они борются под этой белой и скучной Луной, не отпуская друг друга, как
братья, связанные одной пуповиной в материнском чреве? Хрип, тяжёлое дыхание сражающихся, и
безмолвный мир, замерший в ожидании - что-то вечное начнётся сейчас. До самого конца мы не знаем, с кем
борется Иаков, кто скрывается за
этим смутным и настораживающим « некто». Зачем и для чего он
вступил в эту борьбу, мы незнаем, но знает Иаков. И вот солнце освещает Масленичную
гору и « некто» говорит Иакову: « отпусти меня, ибо восходит заря и
должен я удалиться». Иаков же знающий, зачем он схватился с этой необоримой
силой, говорит: «не отпущу, покуда
не благословишь меня»! Ныне, только в старых книжках мы можем прочитать о мощи
родительского благословения, о благословлении священническом, о силах
рождавшихся в груди тех, кто снискал его любовью или борьбой. Иаков знает
страшную тайну, он знает, с кем он сражается, и какая сила соизволила снизойти
до него. И, наконец, он слышит: «Благословляю, да наречёшься ты отныне «Израиль»,
что значит боровшийся с Богом». Мало кто из современных теологов готов
принять эту разгадку. Нет, не со Всевышним, говорят они, сражался Иаков, а
только с архангелом Михаилом, «Микаэлем», чьё имя переводится грозно: « Кто как Бог». Они считают, что наделил Господь в тот день Архангела, тем, что называется «Шехина»,
«небесное присутствие», некая таинственная эманация, часть Всевышнего, что
отделяется от него, оставаясь им. Она может сделать любого, того, кого Бог посчитает
достойным, таким о ком скажут потом - «он был как Бог». И дар пророческий и
всепобеждающая мощь Самсона и мудрость Соломонова, в бесконечной силе Шехины. Пусть окончено
время пророков и некому возопить о царстве мрака скребущегося в уже приоткрытую
дверь, но из многих даров, что есть у Всевышнего, величайший, пусть и секундный остается с нами,
это миг короткий как вздох, когда ты
сам как БОГ. До
приезда в Страну я был чистый атеист. Ну, может быть, небольшой и суетливый, агностик.
И грешник. Надо честно сказать, что грешником я конечно и остался. Однажды,
когда с почти непереносимой душевной мукой, гуляя с очередными туристами, по
Иерусалиму, я вышел на площадь у стены Плача, и чувство это, безысходности,
безвыходности и толстого несмываемого слоя грязи на душе, просто «ударило» меня,
я
пошёл к Стене. Подошёл один человек, а отошёл другой. Что я там говорил,
касается только меня, да и не помню я, честно говоря, а помню, что говорил
вслух и довольно громко, чем немало напугал как охрану, так и других молящихся.
Первый, наверное, раз в жизни я был настолько искренен, что кажется, не разу и
не соврал Богу. В самих камнях святости нет, одна археология. Да, им больше
двух тысяч лет, да под ними перемешены слои из времён Маккавеев, с камнями Соломонова святилища, до которых не дают добраться
мусульманские служители Храмовой горы. О, Стену можно уважать, можно увидеть
само время, глядя на эти мужественные камни, и даже почувствовать запах слёз
пропитавших её. Вы можете прикрыть глаза взять лозу, с которой не расставался,
путешествуя по Иерусалиму, один весьма известный учённый и материалист, который,
испуганно охнув, бросил свой «волшебный» инструмент, когда у Стены
он начал вращаться с такой скоростью, что обжёг ему руки. Попробуйте, тогда
может быть, и вы почувствуете энергию
миллиардов душ. За те три тысячи лет, что люди возводили и восстанавливали дом
Бога, моря своей боли, гниющей совести, надежды и любви они отсылали сюда. И
они пропитали камни. На горе стоял Храм. Храм был дом, а в доме
живут. Вот почему в Доме был «Двир» - «Святая Святых» Соломонова Храма. Там вечно, не покидая, его жила Шехина,
часть Всевышнего, его небесное присутствие на земле. Кто-то назовёт Шехину
«духом святым», и может вполне оказаться прав. Мы всегда прозрачны для Бога, но
здесь, направляясь к стене, мы