*кашерность, кашрут - система ритуальных правил, определяющих соответствие чего-либо требованиям Галахи, еврейского Закона, относительно пищи, судопроизводства и религии.
В учении самого Христа, а каждый знающий буквы, легко может сложить из них «прямую речь» Иисуса, и отделить речённое им от пересказанного апостолами, буквально всё, мне и близко и понятно. Что касается моих плевков в сторону церкви, то они должны «орошать» любую, уводящую от Писания школу, что бы не носили её служители, хоть скуфью, хоть тюрбан, хоть кипу. Единственное, почему я выделяю из общей массы «церквей» иудейскую, так только за то, что она допускает и даже требует, соблюдения всеми людьми, заповедей сыновей Ноя, что гарантирует им поголовно, место у престола Всевышнего, хороший в рай, плохой в ад, и на проходной справки об обрезании или крещении не спрашивают. Очень мягкий, нетривиальный и практически невозможный для других «исповеданий», подход.
* * *
"Ирония призвана восстановить то, что разрушил пафос".
Станислав Ежи Лец.
Люди ходят, бродят, прислоняются к Стене, говорят с ней, делятся тоской и проблемами: дочь дура, сын, кот облезлый, сватается к гойке*, печень болит и жена ноет, ноет. Проблемы душат евреев. Евреи жалуются Богу. Все разные, все озабоченные, все немножечко похожи друг на друга. А мне больше всех, всё равно, нравится Давид. На нём обтрёпанный чёрный, естественно, костюм, кошмарная застиранная мятая рубашка и шляпа, о которой можно сказать одно – беда, и нос у него красный, как положено. Да и сам Давид мятый, застиранный, всклокоченный многодетный неопределённых лет еврей.
Но он нравиться, конечно, не за это. Когда мы познакомились, у Давида был свой бизнес - он торговал ниточками Бабы Сали. Это такие красные тоненькие шерстяные верёвочки, которые суеверные евреи и еврейки повязывают на руки от сглаза, что конечно «эмуна тфела»- вера во второстепенное, пошлое суеверие, иначе говоря, по сути « мерзость народов», « чужое служение». Вот какие строгие слова говорят по этому поводу, а делают, конечно, наоборот. Слаб человек! А ведь за амулеты в старину карали беспощадно - смертью. Но народ развратился, стал плевать троекратно через левое плечо, хоронить на новых кладбищах прежде людей петухов, ну а курицу, если она кукарекнет случайно, как петух, что со всяким бывает, вообще рекомендовали резать беспощадно.
Так вот в один несчастный день, новый и что по- настоящему странно, верующий мэр Иерусалима, отобрал у Давида его скромный «ниточный» бизнес. На его месте возник нахальный молодой лоточник, то ли из конкурирующей ветви хасидизма, более близкой сердцу градоначальника, то ли более чисто одетый, а может быть просто ещё более нищий, чем Давид. Что за люди эти хасиды! Спорят о таких вещах, которые иначе чем «авода зара», чужое служение, и называть то нельзя. В первые дни после этой трагедии мне было больно смотреть на Давида, на его запотевшие от слёз очки, и я начал подавать. У многих народов, у всех я думаю народов, милостыня вещь душеспасительная, но только у евреев она носит такой универсальный характер и закреплена законодательно. Ты не просто «можешь» дать цдаку - милостыню, нет, ты обязан дать! Оказание милосердия бедному, считается равным, даче займа, самому Богу (Пр. 19:17). Куда уж больше! Ну, а то, что все мы Его должники и так понятно. Что должны? Ну, хотя бы наши души. Этот долг мы вернём точно, я гарантирую.
Дошло до, того, что некий законоучитель признал полезной, даже симуляцию убожества - это, мол, порождает милосердие в наших очерствелых сердцах.
Давид подходит ко мне, широко улыбаясь, обхватывает меня руками, как утопающий, подвернувшийся ему плавающий предмет и быстро, быстро расспрашивает о семье, о работе, о доходах. Он водит меня от цадика до цадика и везде выпрашивает для меня благословения. Они благословляют, я жертвую. Как-то раз я обнаружил, что забыл кошелёк в машине и Давид всё равно повёл меня по привычному кругу: очередной цадик-святой человек, потом следующий, ещё один.