Однако мы едем в Хайфу, если вы ещё не забыли из-за моих бесконечных «отступлений», а я склонен винить в этом свою застарелую и совершенно мною не обуздываемую логорею.* Едем же мы туда полюбоваться на «Виноградник Господа Саваофа, который есть дом Израилев». ( Исайя5-.7)
И конечно нам полагается в первую очередь любоваться не этими немыслимыми евреями, а бахаями и их садово-огородными успехами. Многое импонирует публике в бахаи: и не пьют и не курят и не разводятся, и такое чудо эклектики насажали на склонах горы Кармель - дух захватывает! Что, правда, то, правда: сады бахаи похожи на катящийся вниз зеленый водопад с белой пеной мраморных балюстрад. Если быть честным до конца, то вера бахаи тоже эклектична, как их сооружения, и главное вполне политкорректна. Всё в ней направленно на исправление мира, удушение агрессивности, но добровольным, тихим и главное, индивидуальным способом. Мол, этого нельзя и этого и этого, глядишь и станешь хорошим бахаи. Обобщая суть этого вероучения достаточно сказать, что бахаи верят в поступательное движение религии, когда её новые более сложные истины, открываются медленно, по мере готовности человечества, через приходящих, как раз в нужное время, пророков. Таким образом, все учившие род людской и Моисей, и Христос, и Мухаммед были ступенями к вершине, на которой понятное дело, сидит Бахаула. Присутствие в этой компании старикашки Мухамеда, мне подозрительно, ибо чему он учил своих присных, общеизвестно и каким это боком вылезает человечеству, тоже. Между прочим, последователей «сидящего на вершине», резали даже тщательнее чем остальных.
Звался тот Бахаула в детстве мирза Хусе́йн-Али́-и-Нури́ и происходил из хорошей семьи мирзы Бузурка, а вырос с позиций ислама, в натурального отщепенца ибо стащил с аллахова пути множество правоверных.
Жаль, правда, что его последователи и прислужники при входе в сады, по мусульмански придирчивы и гонят от ворот недостаточно прикрытых граждан, а я этого не люблю. Вот тащится, какая-нибудь в сочных годах дама, из своего заиндевевшего Сыктывкара, по сорокоградусной местной жаре, на бахайские красоты поглядеть, а её не пускают в садик! У неё, видите ли, её любимые венозные щупальца, обнажены чрезмерно. Ею золотой и доброю, хорошей мамой и честнейшей женою, даже её родные комяки в зверином спиртовом угаре не соблазняются, не то, что служители Божьи! Вот и воет она над хайфской бухтой, как натуральная военно-морская сирена и права при этом совершенно! Приходится делиться с ней одёжей, чтобы этот вой остановить, а иначе матросы наши с перепугу пульнут, и начнётся по ошибке, кровопролитная сеча с каким-нибудь зарубежным врагом!
Есть у бахаи в Израиле ещё одно святое для них место, неподалёку от Акко - дом, в котором жил, умер, и зарыт в подполье сам Бахаула, чьё имя носит вера. Изба, в которой он коротал свою ссылку, вполне скромна, хотя и каменная, но маленькая, совсем не то, что усыпальница Баба в Хайфе.
Баб сей, был пророк, предсказавший появления «окончательного провозвестника», то есть Бахауллы, и был он схоронен в натуральном мавзолее, беломраморном, под золотым изразцовым куполом, тут в Хайфе, куда его эксгумировали из Персии. Там в Персии этой фанатичной, злые люди шииты расстреляли Баба в городе Тебризе, когда он объявил себя Махди**, предварительно погноив в тюрьме Чихрик и нещадно колотя по пяткам. Останки пророка, и его товарища Аниса, верные их поклонники «бабиды», спрятали в тайном месте, и согласились отдать Бахаулле, под честное слово, что похоронит учителя с почестями, в достойном и красивом учреждении. Однако под куполом этим тесно: нет ожидаемой высоты, которая мнится обязательной в таком месте, а вместо неё, только низкие белёные своды.