Джулия Ван-Ревенсток замолчала и выжидающе подняла глаза.
- Ну и как, профессор, понравился вам исчезающий остров? Не правда ли, какое чудо фантазии?!
- Должен вам заметить, дорогая миссис Бэрнис, что единственным сказочным элементом является здесь нарушение закона гравитации, то есть передвижение юной леди по поверхности воды без погружения в неё… э-э… я полагаю, что вода была обыкновенная морская, без повышенной концентрации солей в её составе?.. Что же касается островов-однодневок, то науке известны случаи появления таких тектонических образований в районах с интенсивной вулканической деятельностью… э-э… в частности, в Тихом океане, в районах Океании…
Джексон неотрывно смотрел на профиль молчавшей леди Джулии. Её лицо менялось неуловимо, как поверхность воды. Или это тени от шляпы, колеблемой ветром?..
- А вам, мистер Джексон, доводилось встречать в своих плаваниях блуждающие острова? – внезапно негромко спросила девушка, не меняя позы. Ему показалось, что в голосе её едва заметно задрожала натянутая струна.
Ирландец помолчал. Но не потому, что боялся говорить. Напротив, он ничего не хотел сейчас сильнее, чем ответить.
- Лично мне – нет. Но рассказы слышать приходилось часто.
- Значит, такие чудеса всё же видят! И они существуют! Как замечательно! — воскликнула миссис Бэрнис.
- Не думаю, что так, мадам.
- Позвольте узнать, почему вы так думаете? Это из раздела морского фольклора, вы полагаете?
- Из области чуда. Кто увидит это, не станет болтать в кабаках. Это сокровенное. Как вера. И дается по вере. Только так, мадам.
- О-о, да вы романтик! Как это замечательно! Я думала, что романтика присуща только водителям фрегатов и бригантин! Я так рада, что и на этом пароходе…
А молодая леди неожиданно рассмеялась.
На верхней палубе послышалась танцевальная музыка, загорелась иллюминация. «Кружок географов и путешественников» зашевелился, отодвигая стулья и поднимаясь. «Прекрасный вечер сегодня!.. Как интересно было побеседовать!..» - «Позвольте предложить вам руку, леди Джулия» - «Благодарю вас, полковник, но мне ещё несколько минут хотелось бы полюбоваться закатом. Приятного вечера, господа! Приятного вечера, миссис Бэрнис!..» - « Ждём вас наверху, моя милая!»…
Джексон отошел чуть в сторону, чтобы раскурить трубку.
- Вы всегда плавали на парусниках, - тихо сказали за его спиной. – Вы чувствуете ветер.
Он удивленно обернулся.
Девушка снова сидела в кресле, отрешенно глядя на сгущающиеся над морем сумерки. Казалось, она уже забыла о нем и о своих словах, вся во власти каких-то дум.
Он вернулся на свой ящик, и долгие минуты они молчали, только разгорался иногда слабым отсветом огонек в трубке.
- Вы прыгнули бы на волну, как и она, - сказал внезапно Джексон.- Я видел ваше лицо. Вы тоже выпрыгнули бы!
Через минуту девушка молча посмотрела на него. От досады, что сумерки под полами шляпы скрывают выражение её лица, он машинально подался всем корпусом вперед. Из наклоненной трубки вылетела яркая искра. Джексон быстро отвел руку с трубкой в сторону от её платья и смутился, точно совершил что-то недозволенное.
- Если бы это был мой остров… – тихо и медленно, как бы самой себе проговорила она.
… С немыслимой, как падение в бездну, скоростью понеслась вновь навстречу, разрастаясь и развертываясь в скалистую полудугу, маленькая точка, не имеющая координат в бесконечных просторах океана. Скорость падения сменилась плавным парением птицы, ласковые тёплые потоки ветра приняли её в свои ладони, как дружеские объятия. Спешить больше было некуда, здесь не было времени, потому что всё переполняла Любовь.
Совершенно отвесные, футов сто над уровнем моря, выгнутые дугой сероватые скалы, узкая жёлтая полоска песка у самой их подошвы и на высоченной макушке утеса – пышная шевелюра из сосновых крон… Остров приближался с неуловимым дыханием ветра, распахивая акваторию желтоватой от близкого дна бухты.
Парение плавно перешло в снижение к самой кромке воды. Хлопок в ушах, и она под водой, медленно опускаясь в тёплые, как парное молоко, насквозь просвеченные солнцем слои. Робкое и нежное прикосновение буроватых придонных водорослей, серебристых ленивых рыбок, и среди них - мелькнувшего бесконечной темной лентой угря.
Она не шевелилась, предоставляя воде самой плавно подталкивать тело к близкому берегу.
Как обессиливающе-блаженные светлые слезы, как тихая музыка радости, переполняющая душу до краев – это ласковое качание в солнечной колыбели отмели Острова. Её Острова! Так хочет она… или так хочет Остров… они едины сейчас, как дочь и Отец, и на обоих одна душа, одни чувства, одна радость Встречи, одна Любовь… Вне Которой уже нет ничего.
Она встает, когда воды становится по пояс. Волнистый бархат дна под ногами. Ещё несколько шагов, и она падает лицом в чистый и теплый белый песок, раскинув руки, словно обнимая ими Остров, полудугами прибрежных кос обнимающий её. Ноги до колен омывают нежные волны прибоя, солнечный ветер гладит спину. Здесь всегда предвечерие, самое ласковое время дня. Золотистое солнце уже на юго-юго-западе, ещё высоко, но уже цепляется краем за правую оконечность острова. Бесконечное, как сон о счастье, объятие двух душ…
Но вот чуть прохладное дыхание ветра от скал, как тихий зов. Она поднимает лицо, встает на колени, садится и, запрокинув голову, созерцает эту величественную отвесную стену в пятнадцати футах перед собой. Ветер тихо поет в срезах серовато-коричневых скальных пород, как в трубах гигантского, на полнеба органа. Шевелящаяся пена сосновых вершин колышется где-то на немыслимой высоте у самых облаков. Ей кажется, что ветер приносит сладковатый запах сосновой смолы и земляники, оттуда – из поднебесья, и желание полёта охватывает каждую клеточку тела сладким нетерпением.
Она легко отрывается от песчаного ложа и неторопливо взлетает вертикально вверх вдоль отвеса скалы, иногда поглаживая ладонью её шершавое тело, острые сколы кварцевых пород, уже остывающие, но в глубине ещё хранящие память о полуденном тепле.
Через минуту торжественного подъема под ногами – ковер из колючей хвои, теплый песчанник и мягкая прохладная трава, манящая в голубоватую лесную глубину, на земляничные поляны и к журчанию хрустальных родников. Сосны вековечны и неохватны, их могучие красноватые стволы, забрызганные янтарными каплями, дышат летним теплом и солеными ветрами океана. В их колоннаде нет соборной отрешенности, под её ласкающей рукой – тихая и мудрая улыбка всепонимающей, любящей вечности.
Желание полета не пропало, она снова вскидывает себя вверх, сквозь игольчатые кроны, быстрей, быстрей, - в океан солнечного ветра, в поднебесье, где весь остров – перед её глазами: уходящие к востоку каскады коричневато-зелёных хребтов, и везде, куда доходит взгляд – отвесно обрывающихся в морскую бездну…
…Тревога, внезапная, как встречный шквал. Она ещё неосознанно пытается бороться, меняя громоздкое человеческое тело на птичье, стараясь справиться с нежданным воздушным препятствием… но уже понятно, что тревожный сигнал откуда-то изнутри. Она покоряется, и смягчающийся, словно виноватый, поток несет её обратно в бухту. Мелькают кроны сосен, скол обрыва, по косой прощальной дуге – песчаная полоска, блестящая от солнечной ряби вода на мелководье… И - рывок немыслимой, неумолимой силы отбрасывает её сразу на сотни, тысячи миль. На палубу парохода «Пассат».