- Значит, вы нашли свой остров?..
Минуту она смотрит непонимающе.
Потом всё существо её охватывает страх. Что сейчас происходит с ней?! Словно где-то, очень далеко, вдруг приоткрылась дверь – манящий свет, любимая до слез мелодия, желанные шаги… всё ближе и ближе… к порогу Одиночества, на которое она обрекла себя… Так бывает?.. Это бывает так?!.
Внезапно она коротко и сухо рассмеялась, начиная успокаиваться. Она знала, что Остров принадлежит лишь ей, и никто на свете никогда не ступит на него… даже мысленно. Если бы он действительно знал – он не стал бы спрашивать об этом!
Дверь захлопнулась.
Леди Джулия Ван-Ревенсток…
Она улыбается почти естественно:
- Вы так серьёзно произнесли эти слова… словно вопрос о смысле жизни!
- Конечно. Это вопрос о смысле жизни. А разве не так?
Ни тени улыбки на этом странном, жестко вырубленном лице.
Её снова охватывает тревога…
Джексон шагнул к поручням и облокотился на них, отрешенно глядя в темную пузырящуюся воду, пролетающую за кормой.
- Остров стал сниться мне, когда я был ещё ребенком. Всегда разный – тропический, скалистый, ледяной, как айсберг… но узнаваемый в любом обличье. Во снах я не всегда достигал его… но даже просто увидеть – вдали или вблизи – всегда было огромным счастьем. Тоска по Острову была как тоска по родине – сильнее или слабее… но - всегда. Я знал, что стану моряком. Что буду плавать и найду его. Или – умру… В пять лет я обрел друга. Священник нашего прихода. Он любил море, но необоримая морская болезнь приковала его к суше. Дома у него я и увидел впервые карты. Ворохи карт и лоций. Картины и макеты кораблей. Акульи зубы и сушёные кораллы. Корабельные фонари и рынды. И книги… Растащить нас стало невозможным. Пятидесятилетний и пятилетний. В семь лет я уже умел читать карты. Я бредил островами. Мог найти любое побережье, течение и порт. Мы рылись в хрониках и лоциях. Мы плавали… Он был моим первым и лучшим, незабвенным учителем. В четырнадцать лет я отправился в Дублин. На мне была старая куртка брата и новые ботинки на вырост. В кармане – письмо священника к его другу. И – ни цента денег. Семейный совет решил, что, наголодавшись в столице, я быстрее растеряю «свою дурь». В Дублине я поступил в вечернюю школу рядом с Униатской библиотекой, позднее – на мореходные курсы. Четыре года продавал газеты, был рассыльным в типографии, мальчиком для тренировок в боксерской школе, вышибалой в ресторане… В девятнадцать лет в Белфасте получил диплом штурмана после первого же года учебы. Ещё год плавал матросом на «Белуге», китобойном судне знаменитого шведского шкипера Михальсона. И получал от него только зуботычины. А ровно через год – день в день – он взял меня при всей команде за плечо и возвел к себе на мостик… Романтики было мало. Была цинга, голод был… ледяные шторма, поножовщины и попойки, были кровь и подлость, и чаще всего гибли самые лучшие и смелые, кто не прятался за чужие спины… Знаю: я выжил только потому, что за душой у меня был Остров. Я схоронил тогда двоих друзей. Вся китобойная армада Михальсона не стоила подошв этих двух парней… Потом я плавал по всему свету. Возил зерно, сахар, пряности и ткани. Древесину. Руду. Солонину… Видел экзотику всех континентов и морей. И острова. Сотни островов. Тысячи островов… Тропических, умеренных, полярных… населенных и безлюдных…
Джексон замолчал. И начал набивать трубку.
На верхней палубе внезапно раздались пальба из карнавальных хлопушек и взрывы хохота. Загремел туш «Happy birthday to you!», десятки весёлых голосов на все лады подхватили распев. На нижнюю палубу и за шиворот Джексону посыпались пёстрые конфетти.
Ирландец как-то растерянно посмотрел вверх.
- Сядьте, - твёрдо сказала леди Джулия. – Да сядьте же!!
Он отошел от борта, неуверенно оглядел прогулочные кресла, в полумраке особенно хрупкие на вид, выбрал ближайшее… и тут же вскочил, потому что ветер отнес трубочный дым в сторону собеседницы. Она с нетерпеливым вздохом поймала его руку за обшлаг кителя:
- Сядьте же вы наконец!.. Ну!.. Вы нашли его?..
Какое-то время он молчал, потом медленно покачал опущенной головой.
- Нет… Напротив… потерял совсем…
Глубоко вздохнув, Джексон продолжил:
- Это самое странное. Это можно понять лишь сердцем… Я радовался назначению на «Пилигрим», как началу новой жизни и новому пути. Пути к Острову. Но лишь два месяца назад я понял: никогда не был он так близок ко мне, чем в дни, когда я замерзал на льдине или обливался кровью на «Белуге»… Каждый шаг потом вел от него в сторону… Было всё: сноровка, авторитет, деньги… отличное судно, команда от Бога… удачи, фрахты, неустойки… Девять лет – как пёстрая круговерть… А год назад я понял, что Остров исчез. Даже из снов. И я не помню, когда это случилось. Я привык, что он со мной всегда. Как будто у меня на него какие-то права. Я думал, что это он – мой, я был уверен, что выбрал его сам, и не догадывался, что это всего лишь я – его… Я видел в жизни уйму дивных островов, но все они – прекрасные покойники, в сравнении с тем, что ощущал я в своих снах … Как происходило узнавание его?.. ведь не по виду… а так, как узнают любимую в толпе… одну – из тысяч… сердцем… чудом… озарением… Он открывался мне, как чудо. Разве можно стать собственником Чуда? положить его в карман, как вещь? И вот… Я разменял на сор жемчужину, приобретенную ценой всего имения… Какой там!.. Я просто потерял её через дыру в кармане!..
- Мне доводилось слышать о вас, капитан Джексон, - перебила его девушка негромко, но с такой строгостью в голосе, что он растерянно уставился на неё. – Никто не скажет, что вы пустой человек. Вас уважают. И любят.
-Да, - произнес он как-то бесцветно и устало.
Несколько минут они молчали. Ирландец отрешенно курил, глядя в море.
- В том и беда, - заговорил он наконец. – Всё было бы просто, если бы я стал пьяницей или там… скрягой. Это была бы лишь слабость человеческая, постыдная, но вполне преодолимая… Поймите, когда я умирал во льдах, пережив всех своих друзей… у меня не было иной надежды, лишь на Чудо. И Остров спасал меня раз за разом, потому что я надеялся только на него. Он был мне нужен. И он меня не покидал… И всё-то, что нужно было от меня ему… чтобы я любил его… и чтобы я нуждался в нём. И я любил его больше всего на свете!.. А после… я и сам стал сильным. Меня стало не так-то просто снова бросить во льдах. Меня стало не так-то легко убить или обмануть. Я научился обходиться без него. Я научился сам расплачиваться за свои обиды. У меня появились новые ценности. Мне оказалось нужным очень многое. Друзья. Их уважение и их любовь. Мой корабль. Моя команда. Мои океаны. Моя работа. Мой взгляд на жизнь. Мои принципы… То, без чего я уже просто не смогу. О-о, если бы я стал пьяницей!.. Если бы я смог найти порок в том, что перечислил!.. в том, что люблю… чтобы захотеть от этого избавиться! и возжелать опять один лишь Остров!.. Но всегда найдется что-то, не менее мне дорогое, чем он… И я знаю… что никогда не смогу забыть или перестать желать его… и что никогда уже не смогу его достичь!..
- Вы ждете не совета, - через несколько минут тихо проговорила девушка. – Совета вы спросили бы у друзей. Не ищете вы и утешения, потому что меньше всего может утешить посторонний. Судьёй – похвально честным и достаточно строгим – вы стали себе сами… Чем же могу вам помочь я? Быть может, стечение обстоятельств показалось вам сегодня особенно значительным… и вы ждете… не от меня! – от ситуации… от Провидения… чего-то, что разрубило бы наконец наболевший узел неразрешимых сомнений?.. Я знаю, так бывает, когда особенно мучительно ищешь ответа – одна фраза, отрывок из поэмы… воспоминанье… сон… последовательность событий – всё кажется каким-то роковым. Наверное, сегодня… из-за книги о Фрези Грант? Вам показалось, что я… смогу понять вас… Я угадала?.. Послушайте, вы говорили, что обо всем этом задумались серьёзно два месяца назад. Но что же произошло два месяца назад?
- Особенного – ничего, - Джексон сидел перед ней, положив руки на колени, как примерный ученик. – Всего лишь получил расчет у Бойда, и появилось наконец время, чтобы задуматься о прожитом. Раньше… всё было как-то некогда… – он неловко усмехнулся. И вдруг рассмеялся, помотав головой.