«Я только что беседовал с одним известным датским специалистом по ахроматопсии, и он сказал, что на Фуре не осталось ни одного человека, страдающего ахроматопсией. Все люди, описанные в книге, либо умерли, либо покинули остров. Очень жаль, что мне пришлось разочаровать Вас, так как мне и самому хотелось отправиться с Вами на Фур, чтобы познакомиться с оставшимися там ахроматопами».
Несмотря на сильное разочарование, я все же не оставил мысль о путешествии. Я надеялся найти там какие-нибудь странные остатки, обнаружить духов, сохранившихся на Фуре от живших там прежде ахроматопов, странно окрашенные дома, черно-белую растительность, рисунки, документы и воспоминания тех, кто некогда жил на острове с людьми, пораженными цветовой слепотой. Однако оставался Пингелап; меня уверили, что там живет еще множество таких людей. Я снова написал Кнуту и спросил, не согласится ли он вместе со мной отправиться за десять тысяч миль в своеобразное научное путешествие на Пингелап, и Кнут согласился, сообщив, что в августе у него будет для этого пара-тройка свободных недель.
Страдающие цветовой слепотой люди жили на Фуре и Пингелапе в течение столетия или больше, и, несмотря на то что и там, и там проводились обширные генетические исследования, никто не занимался гуманистическим (по примеру Герберта Уэллса) изучением вопроса о том, каково это — быть ахроматопом в ахроматопическом окружении, то есть не только самому быть абсолютно невосприимчивым к цвету, но и иметь таких же родителей, бабушек, дедушек и учителей; иными словами, проживать в культуре, в которой отсутствует само понятие о цвете, но вместо этого развиваются другие формы восприятия, компенсирующие данный недостаток. Мною овладели поистине фантастические видения — я предвкушал встречу с ахроматической культурой, отличающейся особыми вкусами, искусством, способами приготовления пищи и одеждой, культурой, где ощущения и воображение принимают формы, совершенно отличные от наших, где никто не употребляет слово или понятие «цвет», где они просто-напросто лишены всякого смысла, где не пользуются наименованиями цветов и не прибегают к цветовым метафорам, но где в языке существуют понятия для определения тончайших оттенков и тональностей текстуры того, что мы воспринимаем как безликую «серость».
Я с большим воодушевлением принялся готовиться к поездке на Пингелап. Первым делом я позвонил своему старому другу Эрику Корну — писателю, зоологу и торговцу антикварными книгами — и спросил, известно ли ему что-нибудь о Пингелапе и Каролинских островах. Через пару недель я получил бандероль с небольшой, переплетенной в кожу книгой, озаглавленной: A Residence of Eleven Years in New Holland and the Caroline Islands, being the Adventures of James F. O’Connell. Книга, опубликованная в Бостоне в 1836 году, была сильно потрепанной (я надеялся, что она тоже побывала в Южных морях). Во время своего путешествия из Маккуоритауна (Тасмания) О’Коннелл посетил множество мелких островов в Тихом океане, но в конце концов его корабль «Джон Буль» потерпел крушение у одного из Каролинских островов, у архипелага, который он называет Бонаби. Описания тамошней жизни, сделанные О’Коннеллом, привели меня в восторг — нам предстояло посетить самые отдаленные и наименее исследованные острова в мире, острова, которые, вероятно, мало изменились со времен О’Коннелла.
Я спросил моего друга и коллегу Роберта Вассермана, не согласится ли и он присоединиться к экспедиции. Боб — офтальмолог и в своей практике часто сталкивается с людьми, страдающими частичной цветовой слепотой. Так же как и я, он никогда не видел больных, пораженных тотальной врожденной цветовой слепотой, но нам довелось вместе работать с пациентами, страдавшими расстройствами зрения, включая художника с приобретенной ахроматопсией, мистера И. В шестидесятые годы мы, молодые в то время врачи, вместе обучались неврологии, и я помню, как он рассказывал мне о своем четырехлетнем сыне Эрике. Однажды они ехали на машине по штату Мэн, и мальчик вдруг воскликнул: «Папа, посмотри, какая красивая оранжевая трава!» Боб возразил, что трава не оранжевая, оранжевые — апельсины, и Эрик в ответ радостно закричал, что трава такая же оранжевая, как и апельсины. В тот момент Боб понял, что его сын, вероятно, страдает нарушением цветового зрения. Позже Эрик, которому тогда было шесть лет, нарисовал картину «Грохот серых камней». Для изображения камней мальчик пользовался розовой краской.