Уж в который раз дисциплинированный ум Кирилла Валерьяновича поражался гармонической этой анархии. Ведь не существовало никакого предварительного плана, не выделялись никому ни фонды, ни ресурсы, имелись нуль капиталовложений и отсутствие техдокументации — а как получилось! Как точно все пригнано одно к другому, озера без зазоров сопрягаются с прихотливыми берегами, и каждый островок на глади смонтирован точно в необходимом месте, да еще оторочен выпушкой из камыша, и каждая в выпушке той камышина прорастает в назначенный срок и тоже в том месте, где она нужна…
Подстрекаемый комарами, Кирилл Валерьянович запер машину и направился к дому лодочной станции.
На крылечном столбе висела, загадочно улыбаясь, копченая свиная голова. Кирилл Валерьянович подмигнул ей, прошел уставленным веслами коридором и оказался в комнате, производящей впечатление необитаемой, хотя и мебель в ней кое-какая имелась, и сивый человечек над столом согнулся, с усердием заполняющий колоссальную ведомость.
— А, Кирюха, здоров! — сказал человечек без удивления, словно расстались они вчера. — Посиди, брат ты мой, пока строку доковыряю.
Кирилл Валерьянович сел, морщась от густо прокуренного, пропитанного рыбой воздуха. Городские должности и степени здесь хождения не имели, что-то значил лишь охотничий стаж, которого хватало покамест только на Кирюху. Что ж, и это неплохо, уже не товарищ Жариков, как первые три года величал его Саша-лодочник.
— Привез? — спросил Саша-лодочник, не подымая от ведомости сивых лохм.
Кирилл Валерьянович похлопал себя по вздутому карману кожанки. Тем же жестом Саша-лодочник похлопал по столу, на что Кирилл Валерьянович понятливо поставил перед ним бутылочку коньяку.
— Дуришь опять, брат ты мой, — скосился ласково на подношение Саша-лодочник. — Красного привез бы, как другие, — дешевле и больше…
— Зачем же я буду хорошего человека травить? — разыгрывал Кирилл Валерьянович столь приятный обоим ежегодный спектакль. — Красное — это ж химия одна. От него, не говорю про печень, наследственность страдает ужасно.
— Про наследственность чушкам моим скажи, — проворчал Саша-лодочник, отправляя бутылку в стол. — А я размножаться давно перестал, мне эти ужасы до фени. На сколько дней, говоришь, лодку выписывать?
— На неделю.
— Хоть бы раз на дольше-то приехал. Тут круглый год живешь, и то надышаться не можешь…
— Дела не отпускают, — пожал плечами Кирилл Валерьянович.
Саша-лодочник на это только хмыкнул — не верил он в особые городские дела, все суета и супротив природы, — и протянул квитанцию:
— Гони восемь двадцать. Лодку выберешь с левой стороны, там хорошие, весла возьми в коридоре, в углу, там новые стоят. Жить где думаешь? На своем острову?
— От добра добра не ищут, — Кирилл Валерьянович положил перед ним десятку, жестом отметая поползновение к сдаче.
— Оно-то так, да, кажется, уже определились там. Костерок вчера светился, брат ты мой.
— Ну, Саша… Как же ты так?
Дело в том, что лодочник ведал также и распределением между охотниками островов, так что не из одной филантропии везлись ему из города бутылочки.
— А чего сразу — Саша? Показал я им свободный остров и как плыть растолковал. За руку, что ли, вести? То ли сбились они, то ли нарочно туда завернули — остров приметный твой, — только гляжу вчера, костерок там горит. Кроме них, вроде некому.
— Много их?
— Полтора человека, — рассмеялся чему-то лодочник. — Сам увидишь, если они. Растолкуй им порядок. Скажи, мол, Саша-лодочник велел вам выметаться персонально и непосредственно.
Кирилл Валерьянович только рукой махнул. Решительно день не задался.
Дом лодочной станции ярко розовел на темнеющем небе, уменьшаясь и с каждым гребком оседая к журчащей за кормою воде. Когда Кирилл Валерьянович оборачивался для проверки курса, его облепляло сплюснутое солнце, снизу уже подштрихованное метелками камыша. Надо поторопиться, еще ведь устраивать лагерь, это сколько работы, а завтра подниматься до рассвета, ибо зорька завтра особая, первая. И Кирилл Валерьянович крепче упирался ногами в шпангоут, всей своей почти центнеровой массой влегая в весла так, что лодка чуть не наполовину поднималась из воды.
Кончилось чистоводье, справа и слева за корму проплыли мелкие островки, среди которых были и просто перистые купы аира, удвоенные отражением в глади. Теперь Кирилл Валерьянович оборачивался чаще, отыскивая протоки меж островов, удивительно похожих друг на друга — плешивый купол, по урезу воды окаймленный полосою камышовой заросли. Это все были верхушки холмов, оставшиеся на поверхности после затопления огромной степной территории. Зато свой остров Кирилл Валерьянович мог отыскать хотя бы ночью, при свете луны, по раздвоенной макушке с седловиною посередине.